В любом случае она ведет себя как эгоистичная негодяйка, удерживая его здесь. Он не привык к такому климату. Поскольку сам промерз до костей, подумал, что и она замерзла тоже. Он просто хотел увести ее вниз, подальше от ветра. Чтобы защитить ее.
Оливия приняла его руку.
Лайл потянул, и она потеряла равновесие. Он подхватил ее в свои объятия. В следующий миг она поняла, что прогнулась назад и одна мускулистая рука Лайла обхватила ее за талию, а другая обняла за плечи. Она инстинктивно подняла руки, чтобы обнять его за шею, и взглянула ему в лицо. Он слегка улыбался, глядя ей в глаза. Его глаза в лунном свете отливали серебром.
— Чтобы земля ушла из-под ног, — проговорил Лайл тем же тихим голосом. — Ты полагаешь, вот так?
Глава 12
Свет луны и звезд, серебристый блеск в глазах Лайла и звук его голоса. Он заключил ее в свои объятия и прогнал прочь все мысли.
— Да, — сказала Оливия. — Именно так.
— Что дальше?
— Подумай, — ответила она.
— Полагаю, страстные поцелуи?
— Да, — согласилась Оливия.
— Это опасно.
— О да!
— Дерзкая девчонка, — сказал Лайл. — Какое безрассудство! — Он наклонил голову и поцеловал ее.
Возможно, это было похоже на представление. Но это не представление и не могло им быть. В его голосе не было смеха, а в прикосновении губ не чувствовалось беззаботности. Он не станет играть, потому что не умеет притворяться. Оливии ложь давалась легко. Он не лгал никогда.
Его губы не обманывали. Они были неумолимы, оказывая давление, пока Оливия не сдалась, а она сдалась почти сразу. Его горячий и настойчивый поцелуй продолжился с того места, на котором они прервались там, в коридоре. Те ощущения сохранились. Ни разговоры, ни здравый смысл не могли их изгнать. Они кипели час за часом, ожидая момента вырваться на свободу.
Незаконченное дело. Им бы лучше оставить его незаконченным, но оно независимо от причин, по которым их притягивало друг к другу, отказывалось тихо исчезнуть.
Все дело в том, что Оливия не желала избавляться от этого дела. Она не хотела, чтобы оно исчезло.
Она чувствовала вкус вина, которое пил Лайл, и это только усиливало его собственный вкус, которого она жаждала. Она ждала этого целую вечность, пока ждала Лайла.
Да, Оливия потеряла голову. Она как будто упивалась светом луны и звезд и магией ночи. Это было похоже на полет на луну и к звездам.
«Не отпускай меня. Никогда не отпускай меня».
Ее руки крепче обвились вокруг его шеи, а Лайл прижимал ее к себе все сильнее. Он качнулся назад, к парапету. На этот раз его руки двигались быстрее и увереннее, чем прежде. Он стянул с нее шаль и стал целовать подбородок, спустился к шее, пока наконец не коснулся обнаженной кожи груди. Прикосновения его губ обжигали.
Оливия ощутила, как по телу прокатилась дрожь возбуждения, и не смогла сдержать вскрик, в котором смешались всхлип и стон. Это было единственное, чем она не могла управлять. Губы Лайла скользнули по ее груди, и головокружительный водоворот чувств захватил Оливию.
Потом он обхватил ее грудь руками, и она застонала, но Лайл снова прижался к ее губам, заглушая стон. Неистовый поцелуй заставил ее замолчать, и она сдалась полностью и с удовольствием, погружаясь в море ощущений, готовая утонуть в нем.
Оливия охотно обнимала его сильные руки, плечи и спину. Лайл излучал тепло и энергию, и она не могла насытиться прикосновениями к нему. Ей казалось, что он находится недостаточно близко к ней.
Его руки переместились ниже, и в ночной тишине шорох юбок прозвучал словно гром. Но это от счастья и страха стучало ее сердце, а возбуждение достигло такой силы, что причиняло боль.
Сейчас он поднял ее юбки быстрее, чем в прошлый раз, с большим нетерпением. Его рука скользнула по бедру и торопливо отыскала открытый шов в панталонах.
Такое интимное прикосновение стало шоком для Оливии, но этого шока она ждала целую вечность. Тепло руки, ласкавшей ее в этом месте, было таким собственническим, таким порочным и восхитительным, что сводило с ума. Она двинулась навстречу его руке. Ее побуждало к этому то, что находилось внутри, в укромном месте ее живота.
«Не останавливайся. Не останавливайся. Не останавливайся».
Оливия была не в силах говорить, но она могла передать свои слова действиями. Ее язык сплетался с языком Лайла, и тело двигалось в унисон с его рукой. Когда его палец проник внутрь, у Оливии все затрепетало внутри. Если бы он не целовал ее, она бы завизжала.
Лайл ласкал ее плоть, тайны которой были известны только ей, но он, оказывается, их знал, все до единой. Чувства раскрыли свои крылья и взмыли в небеса, как взлетали сегодня птицы с этой самой башни. Тело била дрожь, как будто душа поднималась все выше и выше, к самим звездам.
Оливия знала, что должно произойти. Каждой клеткой своего тела знала.
Она продолжала гладить мускулы его рук, спину и ягодицы. Теперь она нашла застежку брюк и возилась с пуговицами. Лайл немного подвинулся, чтобы дать ей эту возможность, продолжая ласкать ее еще настойчивее, так что она почти опрокинулась на спину, изнемогая от удовольствия. Но руки интуитивно продолжали делать свою работу, и она расстегнула одну пуговицу.
Услышав крик, Оливия сначала подумала, что вскрикнула сама. Потом поняла, что это не она и не карканье ворон.
Кто-то кричал.
Ужасный, душераздирающий крик. Лайл поднял голову, и все вокруг поплыло у него перед глазами. Темный и серебристый мир. Звезды, миллионы звезд.
И женщина в его объятиях, теплая и нежная.
Оливия, чье лицо сияло в лунном свете, и жемчужно-белые груди, гордо торчащие из лифа платья.
Густая пелена в мозгу рассеялась, словно ее сдуло холодным ветром.
Его рука на теплой, влажной…
Нет. Больше нет.
Лайл вынул руку из-под платья и опустил юбки вниз.
Он поправил ей лиф платья, пряча грудь. Что еще? Ее шаль… Где? Вот она. Он схватил шаль и завернул в нее Оливию.
Лайл проделал все очень быстро. Времени на раздумья не было. Он к этому привык. Но что?..
Крики. Опять. Где?
Лайл перегнулся через парапет. По двору бегали фигуры.
«Думай».
Мертвых тел на земле нет.
Хорошо. Это хорошо.
Перегрин двинулся в направлении двери на лестницу.
— Лайл, твои брюки.
Он опустил взгляд.
— Будь я проклят! Чтоб мне провалиться ко всем чертям… — Он застегнул брюки. — Идиот, идиот, идиот. Болван!
— Ничего, не волнуйся, — сказала Оливия. — Не беда.
