— Снова? — переспросил он. — И часто мистер Олдридж устраивает поджоги?
— Это произошло всего раз, лет девять-десять назад, — ответила мисс Олдридж. — Когда он увидел письмо от тетушки Клотильды, на него внезапно снизошло прозрение относительно египетских финиковых пальм.
Связанная с ними проблема беспокоит его время от времени по причинам, понятным разве что нескольким ботаникам. Это был как раз один из таких моментов. Он вскочил, уронив свечу, но был слишком возбужден, чтобы заметить это.
Она отошла от окна.
— К счастью, вскоре после того, как он выбежал из кабинета, это заметил слуга. Пострадал лишь письменный стол, немного обгорел ковер у камина, и еще долго в доме стоял запах дыма.
— Вы меня успокоили, — произнес Алистер. — Я по крайней мере не сжег дом.
Она подошла к кровати и окинула его критическим взглядом.
— Цвет лица у вас стал более здоровым. Не такой лихорадочный, как прежде. И все же надо снова приложить лед к вашей лодыжке. Не хотите ли приложить лед к голове?
Алистер почти забыл о головной боли. Пульсирующая боль в левой стороне тела заглушила ее.
— Пожалуй, — сказал он. — Вы очень любезны, что подумали об этом. Я со своей стороны обещаю спокойно дожидаться доктора.
Она улыбнулась, и в комнате, кажется, стало светлее, хотя в потемневшие стекла продолжал барабанить дождь.
— Рада это слышать, — промолвила она.
Доктор Вудфри приехал только в конце дня. Это был молодой — не более тридцати лет от роду — человек небольшого роста, жилистый и энергичный, который привык путешествовать в любую погоду. Однако разразившаяся буря не только увеличила число несчастных случаев, но и сделала практически непроезжими дороги.
Несмотря на все это, доктор Вудфри был бодр, как всегда. Перекинувшись несколькими словами с Мирабель и капитаном Хьюзом, он направился прямиком к мистеру Карсингтону, Мирабель и капитан удалились в библиотеку ждать медицинского заключения.
Доктор присоединился к ним примерно через полчаса и уже начал излагать свой диагноз, когда в библиотеку с озабоченным выражением лица торопливо вошел мистер Олдридж. Прибыв домой точно к ужину, он увидел экипаж доктора Вудфри и очень встревожился, подумав, что заболела Мирабель.
Стараясь скрыть свое изумление по поводу того, что, во-первых, отец заметил такой не имеющий отношения к ботанике предмет, как экипаж, во-вторых, узнал, кому экипаж принадлежит, а в-третьих, что он встревожился из-за нее, Мирабель рассказала ему о том, что случилось с мистером Карсингтоном и о его странном поведении после этого.
— Силы небесные! — воскликнул мистер Олдридж. — Надеюсь, он не разбил голову? В некоторых местах, особенно возле старых шахт, почва очень обманчива. Я сам не раз падал там. К счастью, у нас, Олдриджей, крепкие черепа.
— Голова у него не разбита, — сказал доктор Вудфри.
— Значит, у него лихорадка? — спросила Мирабель. — Это из-за нее он бредит?
— В настоящее время его не лихорадит, — сказал доктор. — Все время, пока я находился с ним, он вел себя абсолютно разумно. Тем не менее, — продолжил он, — у пациента, возможно, произошло сотрясение мозга, хотя и незначительное. Судя по всему, он на одну-две минуты, а может быть, всего на несколько секунд потерял сознание. Однако симптомов, сопутствующих серьезному сотрясению мозга — сонливости, потери памяти, рвоты или сильного возбуждения, — у него не наблюдается. И все же в течение последующих сорока восьми часов за ним следует тщательно наблюдать.
Доктор Вудфри опасался также, что в течение этого периода могут проявиться признаки простуды или воспаления легких. Поэтому о возвращении пациента в гостиницу в настоящий момент не может быть и речи, хотя он и настаивает на этом. — Доктор отвел Мирабель в сторонку, чтобы дать кое-какие конкретные инструкции.
— Очень важно, чтобы больной оставался в покое, — сказал он. — Кроме растяжения лодыжки и подозрения на сотрясение мозга, для излечения которых требуется отдых, у больного наблюдаются признаки нервного утомления. А это может оказаться серьезнее всего остального. Острое нервное переутомление иногда вызывает галлюцинации и прочие виды неадекватного поведения, которое вы, видимо, приняли за горячку.
Мирабель не верилось, что мистер Карсингтон может испытывать переутомление, тем более нервное.
Правда, ему хорошо удавалось разыгрывать скуку или усталость, однако слабым он не был. Наоборот, он мог кого угодно подчинить своей воле.
Она вспомнила его руки на своей талии, чисто физическое ощущение его силы и свою не контролируемую разумом реакцию. Она не помнила, чтобы когда-нибудь близость мужчины вызывала у нее такое волнение. Даже Уильям, которого она так пылко любила, не вызывал у нее подобного чувства.
Уильям тоже был настоящим мужчиной, сильным и смелым. Но в его присутствии она не ощущала так остро каждое изменение настроения, как в присутствии мистера Карсингтона, перед обаянием которого было невозможно устоять,
Она вспомнила, как он пошутил относительно своих дорогостоящих сапог — «эти сапоги мне очень дороги» — и его озорную мальчишескую улыбку.
— Вот уж не подумала бы, что у него нервное переутомление, — удивилась Мирабель.
— Согласен, он выглядит достаточно здоровым. — Но сегодняшнее потрясение нарушило хрупкий баланс. Самое лучшее лекарство — отдых. Вы достаточно предприимчивы и можете его организовать должным образом.
Добавив несколько несложных указаний относительно диеты и ухода, он с сожалением отклонил ее приглашение отужинать и отбыл к следующему пациенту.
— Вудфри ошибается, — заявил Алистер менторским тоном. Он не позволит командовать собой какому-то щупленькому докторишке и молодой женщине.
Мисс Олдридж смотрела на него с тревогой, от которой ему стало не по себе.
— Не уверена, что вы в состоянии судить о том, что сейчас для вас лучше, — возразила она.
— Дело в том, что Вудфри не знает меня. Я унаследовал телосложение своей бабушки по отцовской линии. Ей восемьдесят два года, а она трижды в неделю развлекается вне дома, а в вист играет, словно сам дьявол. Она находится в здравом уме и командует всеми окружающими, потому что время лишь отточило ее смертоносный язык. Она ни за что не позволила бы уложить себя в постель из-за какой-то лодыжки или шишки на голове.
Мисс Олдридж ответила не сразу. Она кивнула лакею, и тот унес поднос с остатками ужина Алистера.
Сидя с ним, пока он ел, она заметила, что аппетит у него в полном порядке. Он не оставил ни крошки.
Когда лакей ушел, она перешла от камина к окну, расположенному в противоположном конце комнаты. Она то и дело прохаживалась по комнате, и Алистер, поглощая пищу, наблюдал за ритмичным покачиванием ее бедер. Покончив с едой, он сосредоточил внимание на ней.
Шелковое платье строгого покроя цвета бургундского с синей отделкой не очень подходило к цвету ее лица, но было наиболее приемлемым из всех, которые он видел.
