— Гм. Нет, сэр.
— Не будь Кру таким осторожным, он рассказал бы вам, что мои слуги уверены, что я никогда не совершу ничего такого, за что меня могут повесить, — промолвила мисс Олдридж. — И это правда. Я всегда считала, что человеку, который ради достижения цели нарушает закон, явно не хватает разума или воображения, а возможно, и того и другого.
— От этих слов становится страшно, — сказал Алистер. — Я начинаю подумывать, что в мире стало бы безопаснее жить, если бы у вас не хватало и того и другого.
— Надеюсь, у меня этого хватает, — сказала она. — Иначе я не упустила бы шанс разделаться с вами. Но моя совесть чиста, то, что произошло с вами, случайность. На меня подействовала ненастная погода, и я вас расстроила, хотя обещала доктору Вудфри, что вам будет здесь спокойно.
Она одарила его мимолетной улыбкой, и Алистер, олух этакий, почувствовал, что его обманули. Он хотел большего: пляшущих огоньков в ее глазах и шепчущего смеха.
И когда он смотрел, как она уходит — золотисто-рыжие кудряшки рассыпались по спине, а бедра покачивались, — он думал совсем не о том, каким образом добиться успеха со строительством канала, от которого многое зависело. А о том, как бы поскорее заманить ее обратно.
Мирабель решила, что будет лучше, если она не станет навещать больного до следующего дня, потому что надеялась, что к тому времени к ней вернется способность здраво мыслить. Непременно нужно взять с собой миссис Энтуисл.
Однако мистер Карсингтон не оставался в одиночестве.
После ужина ее отец поднялся наверх и довольно долго беседовал с Алистером. Вернувшись в библиотеку, он сообщил Мирабель и миссис Энтуисл, что мистер Карсингтон уснул, когда он объяснял ему разницу между системами классификаций растений Линнея и Жусье.
— Он очень заинтересовался, узнав, что одна из классификаций основывается на полах растения, тогда как другая — на родовом сходстве, — сообщил он им. — Мистер Карсингтон сделал остроумное замечание относительно родового сходства, хотя сейчас я не помню, что именно он сказал. Он также провел аналогию… — Отец замолчал, наморщив лоб. — Я хотел упомянуть о финиковых пальмах. У него есть кузина, обладающая необычайными способностями в области лингвистики, которая пытается расшифровать древнюю надпись на камне, что заставило меня вспомнить о египетских финиковых пальмах. Но он меня рассмешил, и я забыл ему сказать об этом, а потом мы заговорили о чем-то другом, и он постепенно заснул. Но по-моему, спал он неспокойно. Конечно, я не хочу учить доктора Вудфри, но меня удивляет, что он не прописал больному дозу лауданума.
— Мне кажется, лауданум не рекомендуется принимать в случаях подозрения на сотрясение мозга, — заметила миссис Энтуисл.
— Лишь совсем недавно Брауну удалось популяризировать Жусье в Англии, — сказал отец. — К сожалению, мы здесь варимся в собственном соку. Следует ездить за границу и прислушиваться к другим мнениям. К капитану Хьюзу, например.
— Ты что-то сказал о капитане Хьюзе, папа? Я не успеваю следить за ходом твоих мыслей, — сказала Мирабель.
Он посмотрел не на Мирабель, а сквозь нее, этот его отстраненный взгляд она слишком хорошо знала.
— Соки, извлеченные из семенной коробочки мака, обладают замечательными целебными свойствами, — сообщил он. — Об этих свойствах говорилось еще во времена Гиппократа. Уверен, египтяне тоже о них знали. Когда-нибудь эти секреты будут разгаданы. Это будет настоящий кладезь знаний! Я охотно познакомился бы с его кузиной.
Мирабель с недоумением взглянула на миссис Энтуисл, которая, судя по выражению ее лица, тоже ничего не поняла.
Тогда Мирабель перевела взгляд на отца. Встряхнув головой, он вернулся в реальность, подошел к книжным полкам и взял большой фолиант.
— Папа?
— Да, моя дорогая.
— Минуту назад ты упомянул капитана Хьюза.
— Совершенно верно, — сказал ее отец, направляясь к выходу.
— Ты упомянул о нем с какой-то конкретной целью?
— Ах да. Сотрясение мозга. Он считает, что только этим нельзя объяснить все. Что же, ему виднее.
Отец вышел из комнаты, оставив всех, как обычно, теряться в догадках.
Письма из Олдридж-Холла, написанные мисс Олдридж и подписанные ее отцом, достигли мест своего назначения в Лондоне после полуночи.
Получение писем экспресс-почтой в самое необычное время суток было довольно привычным делом в резиденции лорда Харгейта. Не будучи членом кабинета министров, он вел активную закулисную деятельность и отправлял и получал такое же количество срочной корреспонденции, как лорд Ливерпуль, первый лорд казначейства.
Поэтому в доме Харгейтов письмо не вызвало паники. После обычного спокойного воскресного дня герцог и его супруга находились дома, в будуаре герцога. Когда слуга принес им письмо, они оживленно обсуждали семейные дела своего старшего отпрыска.
Увидев обратный адрес, лорд Харгейт всего лишь приподнял брови и передал письмо супруге, чтобы она прочла его вслух.
Когда она закончила, милорд пожал плечами и вновь наполнил бокал вином.
— Всего лишь растянул лодыжку. Лежит в Олдридж-Холле. Могло быть и хуже.
— А, по-моему, лучше и быть не могло, — заметила супруга.
Послание из Олдридж-Холла вызвало значительно больший испуг у лорда Гордмора благодаря его сестре.
Леди Уоллентри предпочла поскучать в воскресный вечер в компании своего выздоравливающего брата, с которым, даже когда он был болен, было куда веселее, чем с ее мужем. Она уже собралась приказать подать свой экипаж, чтобы вернуться домой, когда в гостиную вошел слуга с письмом.
Поскольку экспресс-почта была дорогам удовольствием, ею, не считая военных и политических кругов, пользовались не часто, и она редко приносила хорошие новости. Поэтому в домах менее экстравагантных, чем резиденции премьер-министра и герцога Харгейта, письма, отправленные экспресс-почтой, вызывали некоторую тревогу.
Леди Уоллентри не сгорала от любопытства. Семья ее к этому времени уже спала. Бодрствовать в ожидании ее приезда будут несколько слуг. Но ради них она не собиралась терпеть неудобства.
Право брата на личную жизнь она уважала не более чем спокойствие слуг или членов семьи. Дав ему несколько секунд, она выхватила у него письмо.
Он со вздохом откинулся в шезлонге, мысленно посетовав на то, что из двух человек, которые не боятся заразиться гриппом, один находится в ста пятидесяти милях отсюда, в Дербишире, а другим является его сестра.
— Может быть, ты все-таки ознакомишь меня с его содержанием, Генриетта? — обратился к ней лорд Гордмор.
Она прочла письмо вслух.
Он все еще пытался переварить новость и решить, как к ней отнестись, когда его сестра произнесла:
— Я очень рада, что Карсингтон не получил серьезных увечий, но хотела бы, исходя из твоих интересов, чтобы он оказался в любом другом доме, а не в Олдридж-Холле. Хотя письмо подписал Олдридж, почерк явно женский.
