— Лорд Гордмор? Но разве бы не сказали, что являетесь партнером, посвященным во все подробности?
— Мы стали партнерами с ноября, — произнес он. — А добычу угля он начал раньше, почти сразу же после возвращения с континента.
По правде говоря, Гордмор, возвратившись с войны, обнаружил, что его финансы в плачевном состоянии. У него даже не было средств, чтобы содержать свое нортумберлендское поместье. Управляющий посоветовал ему приступить к эксплуатации недр на его дербиширской земельной собственности, и Горди с отчаяния занялся добычей каменного угля.
Однако Алистер совсем не собирался обсуждать личные проблемы своего друга ни с этой любопытной молодой леди, ни с кем-либо другим.
— Понятно, — сказала мисс Олдридж, опустив глаза. — Значит, вы оба сражались под командованием герцога Веллингтона. Но прославились вы один. О вас слышал каждый даже здесь, в глуши Дербишира.
Алистер почувствовал, что краснеет. Он не понял, имеет ли она в виду Ватерлоо или «Эпизоды проявления глупости». К сожалению, как то, так и другое получило широкую огласку. Ему следовало бы привыкнуть к тому, что его прошлое время от времени всплывает наружу, но это ему не удалось, потому что все байки о его подвигах докатились даже до этой глухомани.
— Вы очень похожи на лорда Харгейта, — заметил мистер Олдридж. — У него много сыновей, не так ли?
Обрадованный сменой темы разговора, Алистер подтвердил, что у него четыре брата.
— Некоторым могло бы показаться, что это не слишком много, — заявил мистер Олдридж. — Наш бедный король — отец пятнадцати детей.
Король Георг III был в течение нескольких лет психически болен и не способен управлять государством. Вместо него правил принц-регент, его старший сын; он, хотя и не был психически болен, вел себя не всегда разумно.
— Лучше бы наш монарх произвел на свет поменьше детей, но более высокого качества, — произнесла мисс Олдридж. — Лорд и леди Харгейт произвели на свет всего пятерых сыновей, причем двое старших — образцы добродетели, а один — знаменитый герой Ватерлоо. Думаю, ваши младшие братья тоже прославятся.
— Похоже, вы много знаете о моей семье, мисс Олдридж, — заметил Алистер.
— Как и каждый житель Дербишира, — промолвила она. — Ваша семья — одна из самых старейших в графстве. Ваш отец имеет большой вес в палате лордов. Ваши старшие братья участвовали в нескольких достойных восхищения начинаниях. Все лондонские газеты подробнейшим образом описывали ваши ратные подвиги, да и местные газеты тоже. Даже если бы я по какой-то причине не прочла о вас в газетах, все равно не осталась бы в неведении. Ваше имя упоминалось в каждом письме, которое я получала от друзей и родственников из Лондона.
Алистер поморщился. В боях он участвовал дня два. И из-за своей неопытности вполне мог себе отстрелить нос. Почему именно о нем писали газеты, оставалось загадкой, и это приводило его в ярость.
— Ну, эти новости устарели, — сказал он с холодной медлительностью, способной пресечь разговор на нежелательную тему.
— Только не в наших местах, — возразила мисс Олдридж. — Вам еще придется вытерпеть проявление восторгов со стороны населения.
Его холодный тон не оказал на нее ни малейшего воздействия. А ее жизнерадостность его насторожила.
Он знал, что женщинам свойственно говорить одно, а подразумевать другое, и, как правило, неприятное. Поэтому Алистер напрягся.
Но тут он заметил, как мисс Олдридж убрала за ухо непослушную прядь.
Такой жест может сделать женщина после того, как разделась и распустила волосы, или подняв утром голову с подушки, или после того, как занималась любовью.
Но уж никак не за обеденным столом. Она должна была выйти к ужину надлежащим образом причесанная и одетая.
Алистер попытался переключить внимание на еду, но у него пропал аппетит. Он слишком остро ощущал ее присутствие, даже не глядя на нее,
Ее отец, разумеется, ничего не замечал, а продолжал есть с довольным выражением лица. Его счастье, что он мог ходить пешком и лазить по горам, потому что этот ботаник ел за двоих крупных мужиков.
Незадолго до конца ужина мистер Олдридж стал рассказывать об опытах с тюльпанами. Наконец мисс Олдридж покинула столовую, оставив мужчин наслаждаться портвейном, и Алистер вздохнул спокойнее.
Он сосредоточился и начал излагать свои соображения относительно проекта строительства канала.
Пока он говорил, мистер Олдридж пристально рассматривал подсвечник. Однако кое-что он, видимо, все же слышал и, когда Алистер закончил, сказал:
— Ну что ж, я вас понял, но, видите ли, все это очень сложно.
— Строительство канала — дело непростое, — согласился Алистер. — Когда приходится использовать чужую земельную собственность, надо учитывать все пожелания другой стороны и компенсировать неудобства.
— Да, — произнес мистер Олдридж, — это очень похоже на эксперимент с тюльпанами. Если их не удобрить костной мукой, они не дадут семян. Это описано у Бредли, но Миллер поставил аналогичный опыт. Не каждое издание «Словаря садовода» содержит сведения о них. Я одолжу вам свой экземпляр, так что прочтете об этом сами.
Высказавшись таким довольно странным образом, мистер Олдридж предложил присоединиться к Мирабель, которая ждала их в библиотеке.
Алистер хотел извиниться и откланяться, пора было возвращаться в гостиницу. Но мистер Олдридж сказал:
— Вы должны переночевать у нас, не следует отправляться в путь в темноте. По этой дороге, как это ни печально, трудно проехать даже при свете дня.
«Да, — хотел сказать Алистер, — и именно по этой причине вам необходим канал!»
В таком настроении ему, разумеется, лучше ретироваться.
Он должен хорошенько поразмыслить, а для этого необходимо уехать отсюда. Подальше от мисс Олдридж, чтобы ничто его не отвлекало.
Дела здесь обстояли совсем не так, как предполагали они с Горди. В чем именно заключалась проблема, Алистер не смог бы сказать. В данный момент он знал лишь, что мистер и мисс Олдридж обладают способностью выводить его из себя, что, как обычно говорил Горди, нелегко сделать.
Алистер не был легко возбудимым. Его эмоциональные всплески касались женщин, а нервы у него были крепкие, пожалуй, даже слишком.
Но в настоящее время у Алистера были налицо угрожающие признаки того, что нервы у него сдают.
Но даже если бы нервы были крепкие по-прежнему, остаться здесь на ночь он не мог. Он целый день не менял одежду — даже к ужину не переодевался! Поэтому настроение у него было ужасное. А о том, чтобы не переодеться на следующее утро, не могло быть и речи.
Алистер был вынужден переносить подобные лишения на поле боя, потому что у него не было выбора. Но Олдридж-Холл не поле боя. По крайней мере пока.
Поэтому некоторое время спустя, отказавшись от предложенного мистером Олдриджем экипажа, Алистер, несмотря на снег и дождь, отправился верхом в Мэтлок-Бат.
