— Миссис Пембрук, — произнес Руперт. Он протянул руку туда, где видел ее последний раз, к коврику, который он раскопал из своей седельной сумки и разложил на земле для нее. Коврик был на месте. Ее накидка тоже, не было только ее самой. — Миссис Пембрук, — немного громче окликнул Руперт.
Никакого ответа.
— Миссис Пембрук!
Гермиона всхрапнула, но человеческого голоса Карсингтон не услышал в ответ.
Проклятие! Все еще не придя в себя, Руперт встал. Он не сразу смог вспомнить, где находятся вход и выход. Сначала он пошел к выходу, помня, как она задержалась там, заинтересовавшись, как и следовало ожидать, картинками на стене.
У самого выхода все еще дул горячий ветер, забрасывая внутрь песок и каменные обломки. Тусклый свет проникал в пещеру, освещая лишь часть ее. Трудно было определить время суток, но Руперт видел, что Дафны нет в переднем коридоре гробницы. Он повернулся и пошел обратно.
— Миссис Пембрук, — позвал он. От сна не осталось и следа.
Гермиона что-то сказала на своем ослином языке, когда он проходил мимо, и это был единственный звук, кроме стука его сапог по полу гробницы, который он слышал.
Руперт понимал, что не может, ничего не видя, бежать внутрь усыпальницы. Он может натолкнуться на стену или споткнуться, упасть, потерять сознание, и тогда от него никому не будет толку. Он не видел даже своей руки, поднесенной к лицу, или землю у себя под ногами. Пол гробницы изобиловал препятствиями и ямами: провалы и трещины, обломки камней, скелеты животных и прочие останки, о которых он предпочитал не думать. Он только думал о том, как устоять на ногах и найти ее. Одна в темноте Дафна может погибнуть. Она может упасть в погребальную камеру, пролетев сотню футов, потерять сознание или разбиться насмерть и умереть на дне.
— Миссис Пембрук! — взревел он.
Звук! Наконец он услышал голос, доносившийся издалека.
— Миссис Пембрук, где вы, черт побери?
— О, в удивительном месте! — крикнула она. — Идите сюда, посмотрите!
Он, казалось, до бесконечности долго пробирался вперед, хватаясь за стены гробницы. Заходил в тупики и возвращался. Он ощупывал стены, пока не нашел дверной проем, в который протиснулся, преодолев длинный коридор. Наконец он увидел колеблющийся свет и очертания погребальной камеры.
В задней стене были три ниши. Дафна стояла в средней. На стене какой-то древний египетский парень шел за тремя женщинами, которые несли цветы. Этот человек снова появлялся и на других картинках, возглавляя множество людей и совершая что-то похожее на ритуалы.
Руперт охватил все это взглядом, практически ничего не видя. Все его внимание было устремлено на нее, живую и невредимую, увлеченную своими древними мужчинами и женщинами, и совершенно не думающую о нем, в то время как он чуть не сошел с ума от страха за нее.
— Свечи, — неестественным голосом сказал он. — Вы не сказали мне, что у вас есть свечи.
— В моем хезаме — поясе, — сказала она, наклоняясь, чтобы разглядеть одну из фигур. — Тот случай, когда нас бросили в пирамиде Хефрена, послужил мне уроком, и я ношу с собой трутницу и восковые свечи. Разве это не красота?
— Вы не предупредили меня, что уходите. Должно быть, она уловила напряжение в его голосе, потому что оторвала взгляд от настенной росписи и взглянула на него.
— Вы уснули, — сказала она. — Я заговорила с вами, а вы ответили мне храпом.
— Я никогда не храплю. Дафна пожала плечами:
— Значит, это была Гермиона.
Руперт жалел, что не может отрицать, что он заснул, или свалить вину на ослицу. Следовало признать, что он просто свалился от усталости.
Но когда он в последний раз высыпался? Сегодня он тащил ее и ослицу вверх по горе, борясь с песком и ветром, пытаясь хотя бы глотком воздуха заполнить свои легкие! И все это время он ужасно боялся потерять ее, боялся, что чудовищный ветер оторвет ее от него, а песок засыплет так глубоко, что он не успеет вовремя ее найти.
Даже Геркулес был не всесилен, а Руперт не был полубогом. Он был простым смертным, который смог выдержать это, но не больше. Ему требовалась хотя бы минута для передышки. Однако он не мог поверить, что свалился возле нее, показав свою слабость.
Смущение не улучшило его настроения.
— Следовало разбудить меня. Вы не должны были ходить сюда в одиночестве. Вы могли упасть в шахту.
— У меня была свеча, — сказала Дафна тоном, будто она разговаривала с идиотом, что еще больше возмутило Руперта. — Более того, шахты в гробницах достаточно легко распознать. Если бы вы обратили должное внимание на иллюстрации и схемы в «Описании Египта», вы бы знали, что шахты-колодцы делались в самой глубине гробниц, а не как попало под ногами. Погребение — сложное дело, и устройство мест захоронений подчинялось определенным правилам. Шахта отмечалась входом действительным или символическим, как эта ниша. Но вы, конечно, не уделяли большого внимания французским иллюстрациям. Для вас они были средством заманивания женщин.
Карсингтон не был расположен выслушивать лекции о схемах, его морали или о чем-то еще.
— Дело в том, что вам следовало оставаться рядом со мной, а не заставлять меня бродить по этому проклятому месту, разыскивая вас.
— Мне было скучно, — уже не так терпеливо объяснила Дафна. — Неужели вы думаете, что просто сидеть около вас в темноте, слушая, как вы храпите, доставляет мне удовольствие?
— Я надеялся, что вас остановит возможная встреча со змеями, — проворчал он, — и скорпионами. Но вы и понятия не имеете об осторожности. Как только поблизости находится иероглиф или бог со звериной головой, вы теряете способность соображать. Вы очертя голову бросаетесь навстречу опасности…
— Я? — возмутилась она. — Да кто бы говорил…
— Что бы я делал, если бы вы покалечились? — взорвался он. — Что бы я делал, если бы вы погибли? Вы когда-нибудь думаете обо мне? Нет, зачем это вам? Ведь я большой глупый бык. У меня нет никаких чувств, поэтому зачем вам щадить их?
— Чувства? — воскликнула она. — Да что вы знаете о чувствах?
— Вот это, — сказал он.
В одно мгновение Руперт очутился рядом с ней, а в следующее уже обнимал ее. Дафна не сразу уступила ему. Она пыталась вырваться, но он не отпускал ее. Он пытался крепче обнять ее, но она упиралась руками в его грудь. Тогда он с силой притянул ее к себе и поцеловал. Дафна опустила руки.
Губы, сначала сжатые от гнева, расслабились, а через мгновение ее пальцы задирали его рубашку, чтобы она могла коснуться его кожи и на груди, и на плечах. Как ему и хотелось, она не отрывалась от него. Дафна отвечала на его поцелуи, и он чувствовал ее жажду, такую же, какую испытывал он сам, смешанную с отчаянием и гневом.
Руперт не хотел этого. Минуту назад его обуревали темные чувства, подобные змеям и скорпионам, невидимым, притаившимся темноте.
