Вернувшись к своим спутникам. Алексей улегся рядом с посапывающими близнецами и Аргипом, которого тут де и разбудил:
— Проснись, брат, думать будем!
— А? Что? — сонный юноша долго не понимал, что вообще от него хотят. — Думать?
Лешка молча указал напарнику на противоположный берег, едва виднеющийся зеленой туманной дымкой.
— Да-а, далековато плыть.
Алексей вообще плохо плавал и вот теперь должен был решить неожиданно вставшую перед ним задачу. Он-то что думал? Полагал, что барка поплывет где-то посередине реки а, может быть, и приблизиться к противоположному берегу. Однако, увы… Человек располагает, а Бог предполагает. Делать нечего, придется искать какое-нибудь подручное средство. Шлюпки, кстати, Лешка так нигде и не видел — ни на корме, ни за кормою, на привязи. Да и зачем барке какое-то там плавсредство, коли она практически от берега-то не отходит? Само собой, незачем. Однако, как же быть-то? Завтра к вечеру барка — при всей неспешности своего хода — все же подойдет к нужному месту. И что? Правда, на судне, вроде как имеется мачта — во-он она лежит вдоль всей палубы. Значит, есть и парус. Переговорить со шкипером, попросить сделать крюк? А что, денег хватит. Вот только согласиться ли шкипер?
Хорошо было лежать на палубе, тепло — градусов. Наверное, десять-пятнадцать… Впрочем, это для Лешки тепло, все остальные, похоже, замерзли — эвон, как кутались в плащи. Алексей потрогал свой кожух… «Заряженный» информацией, так нужной крестоносному воинству короля Владислава Ягелло, молодого правителя Польши и Венгрии.
Как же перебраться на тот берег? Как? Может, есть какой-то лучший способ, нежели просить шкипера повернуть, что само по себе будет выглядеть странно. А если на реке покажутся турки? Тот же «Калим-бей», ведь, по словам хозяина постоялого двора Микола, эта галера должна будет вскоре повернуть обратно. А идет она ходко, нечета медлительной барке.
Посмотреть, что они хоть везут?
Лешка потянулся, встал, и направился на корму, к шкиперу.
— Много товаров везете?
— Да так себе, — оторвавшись от разглядывания остававшейся за кормою реки, Ребов обернулся. — Не особенно-то и много — не сезон ведь. Может, последний раз в эту осень ходим. Вернемся домой, в Доростол, станем ремонтироваться — давно пора, подтекаем.
— Подтекаете? — Лешка сделал испуганные глаза. — И что, у вас никакой спасательной лодочки нет? А вдруг потонем?
— Не потонем, тут мелко, — рассмеялся шкипер. — Да и берег близко.
— Да уж, близко, — согласился молодой человек. — А что, если кому-то на тот берег понадобиться?
— Да кому понадобиться-то? Вашим, что ли?
— Ну, это я так, для примера спросил. Вдруг? Что, обычно никаких дел на том берегу не бывает?
— Почему? Бывают, — Ребов пожал плечами. — Иногда валахи хотят что-нибудь купить, соли там, или немного муки. Обычно мы не отказываем.
— Как же они покупают?! — приложив ладонь к глазам, Алексей посмотрел на тот берег. — Путь-то не близок. Да и не видать вас оттуда.
— Не видать, — согласно покачал головой шкипер. — А рыбаки? Они-то нас хорошо видят. Сообщают своим, а уж те, кому надо, нагоняют на лодках… Летом здесь, на реке, такое твориться — прямо плавучий базар! Сейчас не так, конечно… Но тоже подплывают.
— Ах, вот, значит, как…
Лешка задумался и, воспользовавшись тем, что шкипер отвернулся отдать какое-то распоряжение рулевому, быстро ушел на свое место.
— Значит — рыбаки, — приваливаясь спиной к тюку, негромко промолвил он.
— Какие еще рыбаки? — не понял Аргип.
— Обычные такие рыбаки. Валашские.
Рыбаки появились уже к вечеру и выглядели, надо сказать, вполне живописно: рубахи из выбеленного на солнце холста, кожухи-жилеты из черной овчины, синие, красные, малиновые штаны. Экие красавцы. Как будто и не рыбаки, а в кино снимаются! Все, как на подбор — смуглявые усачи, здоровенные, ловкие. Эх, наверняка ведь они тут не только рыбку ловят, вот попадется какое-нибудь беззащитное суденышко… налетят, отнимут товар… что, разве ж не может быть такого?
Впрочем, хозяина барки эти парни, похоже, знали. Еще издали махали руками, кричали:
— Бог в помощь Данчо! Как там ваши турки? Не сильно свирепствуют?
— Да пока, слава Богу, не сильно, — посмеивался шкипер. — Только какие же они — наши?
— Соли с мучицей у тебя не найдется, Данчо?
— Для тебя, брат, все, что угодно! Давай, причаливай.
Молодой русоголовый парень тут же приткнул свою лодку к низкому борту барки. Тут же подплыли и другие… И много, человек десять!
— Постоите, Данчо?
— Постоим, коли просите, — Ребов охотно качнул головой: суля по довольной улыбке, он явно имел свой процент от этой речной торговли.
Пригладив растрепавшиеся волосы пятерней, шкипер подошел к левому борту и махнул рукой:
— Все, парни, шабаш! Распрягай лошадей, становимся на ночлег.
Притянув барку в к берегу, корабельщики, стреножив уставший коней, пустили их пастись, сами же разложили костер, бросив в объемистый котел подаренную рыбаками рыбку. Синий прозрачный дым, стелясь, поплыл над водою куда-то в сторону багрового, клонившегося к закату, солнца. С того берега вскоре потянулись лодки, как понял Алексей, то плыли жители прибрежной — с той стороны реки — деревни. Валахи. Нет, точнее — полуболгары-полувалахи-полуцыгане — так лучше сказать бы. Молодые веселые парни, подростки, старики — женщин, видать, брать с собою было не принято. На борту барки развернули оживленную торговлю мукой, солью и разными городскими гостинцами маленькими серебряными зеркальцами, шелковыми лентами, цветными стеклянными бусами. Кто-то уже азартно торговался, надеясь сбить цену, а кое-кто, быстро накупив товар за что продали, уже уселись к костру, доставая плетеные фляги.
— А ну-ко, глотни, Данчо! Это тебе не просто вино! Что это за люди сегодня с тобой? Актеры? Что еще за актеры? Ах, балаганщики — так бы сразу и сказал. Ну, балаганщики, подставляйте кружки!
А никто и не отказывался! Толстяк Леонид так уже с радостью намахнул и другую, и третью… уже скорешился с каким-то местным заречным прохиндеем, уже затянул песню.
— Хорошо поете! — оглянулся на них высокий цыганистый парень, вернее — молодой мужчина — горбоносый, чубатый, с золотой серьгой-кольцом в левом ухе. Звали его Канташ.
Да не просто звали, кричали:
— Спой! Спой, Канташ!
— Спеть? А флягу по кругу пустили?
— Пустили, а как же!
— Тогда слушайте и подпевайте.
Загорелась румяная зорька
Над прекрасной валашской землею…
Неожиданно приятным голосом, звучным и певучим, затянул Канташ, и все собравшиеся притихли, благоговейно внимая песне… Подпевать пока никто не решался — может быть, еще недостаточно выпили, а может, потому что песня была такая… грустная…
