– А так – молодые девушки из хорошей семьи под присмотром тетки… А вот так – без присмотра.
Лешка не выдержал, расхохотался – уж больно весело все получалось у гостьи.
Мелезия же уперла ему палец в грудь:
– Теперь ты! Вставай, вставай, поднимайся! И не надо меня обнимать… пока…
Старший тавуллярий послушно поднялся. Правда, стесняясь, натянул штаны.
– Ой-ой-ой, какие мы стеснительные!
Прошелся…
– Нет, друг мой, так ходят солдаты… или узники в тюрьмах! Расслабся! Размахивай посильнее руками, не смотри так по сторонам… нет, смотри!
– Так смотреть или нет?
– Смотри, но не так!
– А как?
– Рассеянно! А не так, будто кого-то высматриваешь! Задери подбородок повыше. Споткнись… Вот, молодец! Теперь иди сюда… Ляг рядом. Поцелуй меня… Нет, не в губы, в пупок… Та-ак… Теперь – выше… или ниже, как ты хочешь… Зачем ты только надел эти дурацкие штаны! Сними! Нет, постой – я сама сниму. Как противно скрипит кровать… надо же, я и не замечала! А что там у нас за окном… Наклонюсь, посмотрю… О! Какие у тебя сильные руки… Ох!!!
Они провалялись в постели до самого вечера – лень было спускаться даже за ужином. И все же – пришлось, когда в дверь, слегка постучав, заглянул Епифан.
– Там, внизу, пришел Николай, – ничуть не смущаясь увиденным, торопливо поведал подросток. – Ну, тот, из секрета. Я говорил о нем.
– А! – вспомнил Лешка. – Явился-таки, значит.
– Явился.
– Что, по мою душу?
– О тебе расспрашивает!
– Ладно! – вскочив с постели, Алексей быстро оделся. – Спущусь, посмотрю – что ему надобно. Мелезия, дождешься меня?
– Пожалуй, пойду к себе. Поучу новую роль. Лучше сам, как вернешься, заглядывай.
– Обязательно, душа моя, обязательно!
Спустившись по узкой лестнице вниз, старший тавуллярий нарочито громко потребовал у хозяйки еду:
– Ужас, до чего сегодня проголодался! Недаром еще великий Зенон Александрийский говорил – бытие определяет сознание!
Говорил ли так Зенон Александрийский или нет, Лешка не знал – но фразу сию ввернул нарочно для неприметного человечка в синем плаще, сидевшего у самой двери, на лавке. Обычный такой человек – не толстый, не тонкий, не молодой, не старый, увидишь – потом не вспомнишь. Только взгляд у него был знакомый – цепкий. Ну, точно – это и есть пресловутый Николай, кому ж еще тут рассиживать? Как бы теперь к нему подкатить, чтобы выглядело все естественным.
А не нужным оказались все ухищрения – человек из секрета подкатил первым.
– Вы, кажется, м-мм… философ, молодой человек?
– Ну да, ну да, – помня уроки Мелезии, рассеянно обернулся Лешка. И посмотрел, как бы сквозь сидящего. – Я приезжий. Из Мистры.
– Ого, из Мистры?! – ухмыльнулся сыскарь. – Говорят, красивый город.
– О да, очень красивый! – Старший тавуллярий растянул губы в совсем уж дурацкой ухмылке. – Правда, только здесь и начинаешь понимать всю красоту и величие столицы!
– Да, Константинополь тоже ммм… красивый город. Пожалуй, ничуть не хуже Мистры, а?
– Ничуть не хуже, это вы верно подметили, господин… э-э-э…
– Меня зовут Николай. Как святого угодника, ммм…
– Да, как святого… А я – Алексий. Алексий из Мистры.
– Да я уж понял, что из Мистры. Вы садитесь, Алексий, не стойте… Я ведь, знаете, ммм… тоже философией увлекаюсь – приятно будет поговорить.
– И мне тоже – приятно, – похлопав ресницами, закивал головой Алексей. – Может, прихватим вина да поднимемся ко мне? Тут как-то слишком уж шумно для философской беседы.
– Да-да, вы правы! – Николай явно обрадовался приглашению. – Здесь очень, очень шумно.
А никакого такого шума, на самом—то деле не было, подумаешь, о чем-то громко разговаривали зашедшие пропустить по стаканчику мастеровые. Это еще не вернулись с работы плотники! Вот уж тогда было бы действительно шумно, а так…
– Пойдемте, пойдемте, – купив у Виринеи кувшинчик вина, радостно приговаривал Алексей. – Знаете, как приятно встретить ученого человека, философа! Мы сейчас с вами, уважаемый Николай, много чего обсудим.
– Да, – согласно кивал сыскарь. – Много!
Придя в комнату, Лешка поставил кувшин на стол, с удовлетворением отмечая, что Мелезия, перед своим уходом, навела идеальный порядок. Ну – почти идеальный.
– Выпьем? – усаживаясь на колченогий табурет, предложил гость. – За праздник святого Матфея!
А разговор потом пошел вовсе не философский – Николай, иногда явно пережимая, дотошно выспрашивал Лешку о Созонтии. Мол, не видел ли, куда тот уходил, не разговаривал ли, не общался ли, случайно, за кружкой вина?
– Не, не общался, – отрицательно качал головой Алексей. – Я ж недавно только приехал.
– Да-а-а… – не скрывая своего разочарования, протянул Николай. – Видать, несладко приходится в чужом-то городе? Без друзей, без знакомых…
– Смею тешить себя надеждой, что теперь у меня все же появился хороший знакомый и любезнейший друг! – Старший тавуллярий осклабился – он давно уже понял, к чему клонит навязывающийся в друзья гость – вербует в агенты, собака!
– И кто же этот ммм… друг?
– Вы, господин мой!
– А-а-а! – Николай довольно ухмыльнулся. – Ну да – я тебе друг. Ничего, что на «ты»?
– Ничего! Какие такие условности могут быть между друзьями?
– Конечно, никаких, знамо дело! Хочу тебя кое о чем попросить, друг мой!
– Проси, о чем хочешь! – еще шире улыбнулся Лешка и тут же поправился: – Ну, если в моих силах, конечно.
– В силах, в силах, – закивал Николай. – Как тебе здешние соседи?
Старший тавуллярий наморщил лоб:
– Сказать по правде – те еще людишки!
– Вот-вот! – явно обрадовался гость. – И я о том же тебя хотел предупредить.
– Буду держаться от них подальше!
– Нет-нет, ммм… – Николай тут же скривился. – Подальше не надо – не такие уж они и страшные лиходеи. Так, мелочь. Ты бы мне о них, Алексий, рассказывал иногда. Так, по-дружески… С кем встречались, что делали, о чем говорили. Можешь с ними и выпить иногда. Только, все, что говорить будут – запоминай, после мне расскажешь!
– Все сделаю, как скажешь! Может, и у меня потом какие просьбы будут…
– Исполню, не сомневайся… Ну, за знакомство!
– За знакомство… А скажи, дружище Николай, кто тебя больше-то интересует, не могу ж я со всеми пить – никаких денег не хватит!
Гость неожиданно расхохотался и хлопнул новоявленного знакомого по плечу:
