– Даже не знаю. – Старший тавуллярий вмиг напустил на себя самый задумчивый вид, а именно: этаким слабым – воздушным, как говорила Мелезия – жестом взял себя за бородку и устремил мечтательный взгляд куда-то мимо собеседника. Вот представил, как будто сразу за круглой Агафоновой рожей висела какая-нибудь интересная картина, скажем, Ван Гог. Нет, лучше Ренуар – «Купальщицы»! Такую картину Лешка когда-то давно видел в какой-то глянцевой книжке с репродукциями.
– Что? Что там такое? – перехватив взгляд гостя, Агафон быстро обернулся и посмотрел на стену. – Вроде и нет ничего. А что вы так туда смотрите? Мух увидели или, не дай бог, паука?
– Никого я там не увидел, – мягко улыбнулся Алексей. – Я смотрел сейчас в свою душу, озабоченную нашей беседою.
– А-а-а-а! Вот оно, значит, как – в душу.
И тем не менее нувориш снова покосился через плечо, а уж потом спросил:
– Так я не понял – как насчет моих парней?
Лешка чуть не расхохотался – настолько хозяин дома напоминал сейчас некоего анекдотически-карикатурного «братка» из анекдотов. Даже изъяснялся похоже!
– Я, наверное, мог бы, может быть, их учить… У меня как раз есть немного свободного времени…
– Так в чем же дело?!
– В деньгах, друг мой! – на миг вышел из образа гость. – В таких золотых, сверкающих на солнце, кружочках.
– Понял, – тут же кивнул Агафон. – Намекаете на цехины? Или флорины?
Алексей махнул рукой:
– А все одно – дукаты.
Во взгляде «братка» неожиданно промелькнуло уважение:
– Я вижу, вы в деньгах разбираетесь.
– Да уж, приходилось сталкиваться. Так что насчет оплаты труда?
– Сговоримся! – Агафон хохотнул и, грохнув кулаком по столу, позвал слугу.
Тот сразу же вбежал в зал, словно бы того и дожидался, положив на стол перед хозяином увесистый, приятно звякнувший мешочек.
– Здесь тридцать дукатов, – просто, как о чем-то само собой разумеющемся, пояснил хозяин дворца. – Ваша плата за первую неделю. Ежели мало – скажите.
– Разве денег бывает много?
Агафон снова захохотал:
– А вы мне даже чем-то понравились! Клянусь моими повозками! Но… – Нувориш посерьезнел. – За хорошую плату спрошу такую же работу. Парни у меня хорошие, но слишком уж веселые. Любят иногда пошутить! Вот, вчера чуть было учителя танцев не сожгли.
– Как это – чуть не сожгли? – удивился Лешка.
– Да так… Подожгли его мантию свечкой. Он было тушить, так ведь мои парни не дураки – предварительно мантию греческим огнем пропитали! Поди-ка, потуши! Он – пламя сбивать, а оно еще пуще! В пруд нырнул – а оно не гаснет! Прикинь, веселуха?! Пришлось оболтусов проучить – сегодня на полдня в церковь под конвоем отправлены – грехи замаливают. Со мной не забалуешь, так-то!
Где-то в коридоре или рядом – неожиданно зашумели, забегали. Потянуло гарью.
Старший тавуллярий лишь головой покачал – и не то еще случается! Вот они, помнится, классе в седьмом, изводили одну училку – уж больно громко та на них кричала, обзывала гадко. А кому понравится, когда обзывают? Не собаки же! Да и собакам-то тоже вряд ли уж очень приятны разные там крики да вопли. Чего только не делали! Зайдет несчастная жертва в класс, мел в руки возьмет – а он не пишет, доска свечечкой стеариновой натерта, да и мел в водице вымочен. Тряпки мокрые – на плафонах висят, на «камчатке» какой-нибудь гад рожи строит – веселуха! И-и-и-и кулаком по столу! А ножка подпилена – и стол на пол, и все вещи – журналы там всякие, тетрадки – посыпались, глядь – а на доске уже фотка из порножурнала висит – залюбуешься! Еще стул клеем намазывали. «Моментом». А вот поджечь – не поджигали, чего не было, того не было.
– А третьего дня мои парни богослову рясу к полу прибили, – между прочим, продолжал Агафон. – Не знаю, как так и умудрились, что тот ничего не услышал? Хотел встать – никак. Пришлось потом отрывать с мясом, ну, в смысле – с нитками.
Лешка благостно улыбнулся:
– Хорошие у вас детки. Смышленые.
– Да уж не жалуюсь – все в меня! Скоро, кстати, из церкви явятся. Чего-то вот долго нет…
В дверь неожиданно заколотили.
– Да что там такое? – взъярился хозяин. – Ну никакого покою нет.
– Пришли люди эпарха, господин, – приоткрыв дверь, почтительно доложил слуга. – Из пожарного ведомства. Просят разрешения воспользоваться прудом.
– Прудом? Что, пожар, что ли?
– Церковь Иоанна Студита горит, мой господин! Тушить надобно.
– Тушить? Церковь… Постой, постой, какая, говоришь, церковь? Иоанна Студита? Ближняя?
– Она самая.
– Черт!!! Так мои что, уже и ее умудрились… Где эти христопродавцы?!
– Кто, мой господин?
– Дети мои, Тит с Тихоном, где? Явились уже?
– Да, вот только что пришли. Чумазые.
– Ах, чумазые? – Не выдержав, Агафон вскочил на ноги. – Вожжей! Вожжей мне! Уж придется их поучить, сволочей. Ишь, удумали – церкви поджигать?! Так полгорода сжечь можно!
– Так, может это и не они вовсе? – скромно заметил Алексей.
– Не они?! – Накидывая на плечи поданный слугой плащ, Агафон саркастически хмыкнул. – А то кто же? Уж я своих детушек знаю!
Разгневанно пыхтя и брызжа слюной, хозяин дворца выбежал из кабинета, позабыв на какое-то время о посетителе. Деньги – тридцать золотых дукатов – так и остались лежать на столе. Черт побери, неплохая сумма! Может, когда все уляжется, стоит заняться педагогическим трудом? Хотя, с другой стороны, смотря кого учить да воспитывать. Ежели этаких вот балбесов…
Услыхав во дворе громкие крики, старший тавуллярий подошел к окну и распахнул ставни. По ступенькам крыльца, громко стеная, бежали два недоросля, младшему из которых было на вид лет двенадцать, а старшему – четырнадцать. Оба – копия отца – такие же круглолицые, плечистые, наглые. Сам Агафон гнался за ними позади, размахивая над головой вожжами и время от времени охаживая подвернувшегося под горячую руку кого-нибудь из сыновей.
– Ай, батюшка, больно!
– Больно? Будете в следующий раз знать, как церкви поджигать!
– Это не мы!
– Ага, не вы! Врите больше!
– Мы только клирос земляным маслом полили! Хотели посмотреть – быстро ли вспыхнет?
– Ах вы ж, гады противные! Вот вам, вот! Так кто из вас поджег? А? Я вас спрашиваю?
– А, батюшка, никто! Никто, вот те крест, никто! Дьячок сам споткнулся, вот свечечка-то у него и выпала. А не выпала б, так ничего бы и не случилось… Ой, больно, батюшка-а-а-а!
Управившись с балбесами, Агафон наконец соизволил представить им Алексея:
– Вот вам новый учитель – Филофей из Мистры. Бойтесь его, уважайте и слушайтесь! И смотрите у меня, ежели что не так!
