— Когда улью угрожает опасность, пчелы-стражники выпускают некое летучее вещество, которое называется изопентилацетат, а еще называется запах опасности. Он поднимает по тревоге пожилых пчел, у которых больше яда, чтобы они защитили улей от незваных гостей. Однако, когда сначала впустишь дым, стражники бросаются на мед, так им велит инстинкт выживания, на случай если придется покинуть улей и поселиться где-то еще. Поглощение меда действует на пчел успокаивающе.
Я смотрела, как дым проникал в улей. И вдруг я подумала о панике внутри. На меня накатила слабость, и я протянула руку, чтобы опереться о стену.
— На следующей неделе буду собирать мед. Если хочешь присоединиться ко мне, этот костюм твой. Приятно работать в компании. Сестры совсем не интересуются пасекой. Иногда мне нравится быть в одиночестве, но время от времени неплохо иметь компанию.
Голова у меня кружилась, стоило мне подумать о дыме внутри улья и бедных пчелах, панически заглатывающих мед. Мне хотелось оттолкнуть сестру Игнатиус, сказать ей, чтобы она замолчала, что мне совсем неинтересно собирать мед, но я слышала ее голос, ощущала ее возбуждение, ее радость от предвкушения моего общества и вспомнила запись в дневнике. Не говоря ни слова, я лишь кивнула в ответ и почувствовала, что еще немного — и я потеряю сознание. А всё дым.
— Во всяком случае, приятно, когда рядом кто-то, хотя бы делающий вид, будто радуется происходящему. Я уже старая. И много мне не надо. Однако это здорово, что ты вызвалась быть добровольцем. Полагаю, самый подходящий день — среда. Надо еще послушать, какая будет погода, чтобы она не испортила нам все удовольствие. Не хватало еще промокнуть, как сегодня…
Она говорила и говорила, пока я не почувствовала на себе ее пристальный взгляд. Правда, она не видела моего лица так же, как я не видела ее лица под густой сеткой.
— Что с тобой, дорогая?
— Ничего.
— Ничего есть ничего. Но в нем почти всегда кроется нечто. Ты думаешь о дневнике?
— Да, думаю. Дело в том… нет, ничего. Ничего.
Мы немного помолчали, а потом, словно подтверждая ее слова, я спросила:
— Был кто-нибудь в замке, когда случился пожар? Сестра Игнатиус ответила не сразу:
— К несчастью, да.
— Страшно видеть… валит дым. Люди в панике. Представляю.
Я опять прислонилась к стене, ловя на себе озабоченный взгляд монахини.
— Кто-нибудь умер?
— Да. Умер. Тамара, ты не представляешь, сколько погибло людей, когда огонь набросился на этот дом.
На этот дом. Дом. Случившееся показалось мне еще более таинственным, когда сестра Игнатиус назвала такое огромное здание обычным словом «дом». Кто бы ни были жившие тут люди, для них замок был домом.
— А где они живут теперь? Те люди, которые выжили?
— Знаешь, Тамара, Розалин и Артур живут тут гораздо дольше меня… спроси их об этом. И не задавай мне вопросов, на которые я не могу ответить. Лгать тебе я не буду, понятно? Но этот вопрос ты должна задать им. Ясно?
Я пожала плечами.
— Ты поняла меня? — Она протянула руку и схватила меня за запястье так, что я через перчатку почувствовала силу ее пальцев. — Я никогда не лгу.
— Да-да, поняла.
— Ты спросишь их?
Я опять пожала плечами:
— Спрошу когда-нибудь.
— Спрошу, спрошу, это не разговор. Сейчас я сниму крышку и покажу тебе обитателей медовой империи.
— Ага. А как вам удалось собрать их всех там?
— Ну, это самое простое. Мы все, Тамара, и всегда стремимся домой. А теперь знаешь, я намерена показать тебе королеву улья.
— Вы пометили ее.
— Откуда ты знаешь?
— Когда я спала, то написала об этом в дневнике. Здорово, правда?
— Хм-м-м.
Домой я возвращалась довольно поздно. Весь день пробыла в саду. Как всегда, в своей любимой куртке, Артур тоже шел с работы, и я остановилась, чтобы подождать его.
— Артур, привет.
Он кивнул.
— Хороший был день?
— Ага.
— Ладно. Пожалуйста, Артур, мне надо поговорить с вами прежде, чем мы окажемся дома. Он остановился:
— Ничего не случилось?
Озабоченность, какой я ни разу не видела у него, преобразила его лицо.
— Да… Нет… Мама…
— А вот и вы. — Розалин стояла на переднем крыльце. — Наверно, оба умираете от голода. А у меня обед прямо из духовки, горячий, и ждет не дождется вас.
Я посмотрела на Артура, он — на Розалин. Наступила неловкая пауза, так как Розалин отказывалась оставить нас вдвоем. Тогда Артур сдался и зашагал по садовой тропинке к дому. Розалин отступила в сторону, пропуская его, потом вернулась на прежнее место, поджидая меня, после чего отправилась в кухню приглядеть за обедом. Когда мы уселись за стол, она поставила мамин обед на поднос и понесла его наверх. Я тяжело вздохнула.
— Разве нельзя сделать так, чтобы мама пообедала с нами внизу?
Некоторое время все молчали. Артур поднял взгляд на Розалин.
— Нет, детка. Ей нужен покой.
Я не детка. Я не детка. Я не детка.
— У нее покой круглые сутки. А мне кажется, ей нужны люди.
— Уверена, у нее все есть.
— Почему вы так думаете?
Не ответив, Розалин стала подниматься по лестнице. Буквально на одну минуту мы с Артуром остались вдвоем. Но, словно читая мои мысли, Розалин мгновенно вернулась в кухню и внимательно посмотрела на Артура:
— Пожалуйста, Артур, принеси бутылку воды из гаража. Тамара не любит водопроводную.
— О нет, мне все равно. Я попью и такую! — торопливо воскликнула я, не давая Артуру встать.
— Ничего страшного, если Артур принесет воду. Пожалуйста, Артур. Он поднялся со стула.
— Не надо, — твердо проговорила я.
— Розалин, она не хочет… — произнес Артур так тихо, что я едва расслышала его слова.
Розалин поглядела на Артура, потом на меня и стала подниматься по лестнице. У меня появилось ощущение, что она еще ни разу не совершала это путешествие наверх настолько стремительно.
Мы с Артуром немного помолчали. Потом я торопливо заговорила:
— Артур, с мамой надо что-то делать. Это ненормально.
— Все, через что ей пришлось пройти, ненормально. Уверен, ей лучше поесть в одиночестве.
— Что? — Руки у меня буквально взлетели вверх. — Что это с вами двумя такое? Почему вам так нравится держать ее взаперти?
