Разговор явно не ладился. Может быть, оттого, что все произошло так неожиданно. Нужно было о чем-то говорить, чтобы прикрыть неловкость:
— Как сын?
— У него тоже все хорошо, растет помаленьку, — ответила она, улыбаясь и ласково заглядывая мне в глаза. В этот момент я понял, что она все-таки изменилась, если не внешне, то внутренне. Оно и понятно, бедной девочке пришлось столько пережить!
— Где он? — спросил я о сыне, которого никогда не видел. Мы с женой растерялись во времени, еще когда она была только им беременна. С тех пор не могли встретиться. Ей удалось из восемнадцатого века вместе с ребенком попасть в Москву, в мою квартиру, а я в это время строил коммуну в послереволюционной России.
— Гостит у родственников, — неопределенно ответила Аля, продолжая приятно улыбаться.
— Родственников? — удивленно переспросил я. — Каких еще родственников?
— Ты их не знаешь.
Я открыл, было, рот, чтобы уточнить, какие у нее, круглой сироты, родившейся в восемнадцатом веке, нашлись родственники в семнадцатом, но ничего не спросил. Решил, что со временем все и так выяснится.
— Я люблю тебя, — отчетливо подумал я и посмотрел ей в глаза.
Она почему-то никак не отреагировала на это признание, продолжала все так же нежно улыбаться. Это меня удивило еще больше, чем появление таинственных родственников. Дело в том, что моя жена умеет читать чужие мысли. Этот дар она получила от старушки знахарки по имени бабка Ульяна. Именно Ульяны. Этот подарок она получит от девчонки, что сейчас нянчится с детьми Морозовой, через сто девяносто пять лет!
— Ты разучилась понимать? — спросил я, не уточняя, что именно.
— Я все прекрасно понимаю, — не уточняя, уверила Аля, видимо, для того, чтобы не выдавать посторонним свои способности. — Я так ждала нашей встречи!
— Я тоже, — ответил я, начиняя запутываться в своих ощущениях. Что-то здесь было не то и не так. Мы помолчали, глядя друг на друга. Потом она спросила:
— А где боярин?
— Какой боярин, Меченый, что ли?
— Здешний, хозяин, — уточнила она, видимо, не пожелав называть его неуважительным прозвищем.
— Погиб, — коротко ответил я.
Ее плечи под моими руками напряглись, стали твердыми.
— Как, как погиб! — воскликнула жена с неподдельным волнением.
— Не волнуйся, теперь все будет хорошо, его убили… Он там, внизу…
— Кто? Кто его убил?
— В бою, — неопределенно ответил я, не уточняя свое авторство.
Почему-то я не сказал правду, да и не нужно было Але говорить вслух, она сам могла прочитать мои мысли. Другое дело остальные пленницы, у которых с убитым были свои, может быть, не всегда неприятные отношения.
Почему-то Аля опять не поняла, о чем я подумал, и продолжала бессвязно, взволнованно говорить:
— Как же так, убили! Он сам кого хочешь убьет! Нет, этого не может быть!..
Я удивленно смотрел на ее неподдельно расстроенное лицо и ничего не мог понять. Неужели Меченый так ее запугал, что она поверила в его непобедимость? Или это синдром жертвы и палача?
— Он внизу, его готовят к похоронам. Можешь сама пойти посмотреть. Теперь тебе нечего бояться!
— Да, да, пойду… — бормотала она, потом внимательно посмотрела на меня и внезапно успокоилась. — Ты, Алешенька, за меня не волнуйся, это я так, я просто испугалась.
Тело ее расслабилось, как будто его отпустила внезапная спазма. Она вновь стала похожа на саму себя.
— Так кто же его все-таки убил? — неожиданно спокойно спросила Аля.
— Тебе это непременно нужно знать?
— Да, нужно.
Тихо, чтобы не услышали толпящиеся в дверях женщины, я признался:
— Я.
— Ты? — Аля полоснула меня взглядом и с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться. — Опять ты!
— Что значит опять? — растерянно спросил я, не понимая, что происходит. — Ведь Меченый тебя похитил и держал в заточении! Ты что, успела в него влюбиться?!
— Нет! — резко ответила Алевтина и даже с отвращением передернула плечами. — Влюбиться! Скажешь такое! Ты не в своем уме!
Я опять ничего не понял. Радость от встречи начала стремительно линять. Было похоже, что совершается что-то непонятное, необратимое в наших отношениях, однако разобраться, что именно, так, с хода, у меня не получилось. Первым делом засосало ревнивое чувство, что у нее что-то было с Меченым, хотя на женщину, потерявшую любимого, Аля никак не походила.
— Как это произошло? — тусклым голосом спросила меня жена.
— У нас был поединок. Мне просто повезло, в противном случае на его месте был бы я. Это бы тебя больше устроило?
Разговор получался глупый и обидчивый. Главное, что Аля стала совсем другой, не той, которую я любил. Словно это была совершенно чужая женщина, просто похожая на мою жену.
— Что случилось, то случилось, — тем же безразличным тоном произнесла она. — Считай, что тебе повезло…
— Надеюсь, — сказал я, просто чтобы не молчать. — Ты выйдешь отсюда?
— Да, пойду посмотрю на покойного.
Я пожал плечами и, пройдя сквозь спешно расступившихся «одалисок», спустился вниз. Там было шумно. Староста руководил подготовкой к погребению и понукал бестолковых дворовых людей.
— Игорь помер! — закричал он, увидев меня, — Его тоже хоронить?
— Что еще за Игорь? — не понял я.
— Ну, тот, которого вы раненым привезли.
Я понял, о ком идет речь, и машинально пошутил:
— Нет, оставь его себе на память.
— Зачем он мне сдался? — искренне удивился староста.
Я не ответил, махнул рукой и вышел наружу. Першинские крестьяне уже собирались в обратный путь. Я забрал свои вещи из подводы и расплатился с ними мелкими серебряными монетами. Вид серебра произвел на свидетелей, толкущихся во дворе, впечатление, и обращаться ко мне стали исключительно «боярин».
Что делать дальше, я не знал. Оставаться в доме убитого мной человека было не очень комфортно, как и уехать, не оказав помощь жертвам моего беспутного современника.
— Боярин, — спросил меня староста, выйдя во двор, — а правду бабы говорят, что та, что запертая, твоя жена?
— Правду, — подтвердил я.
— Вот не подумал бы.
— Почему не подумал?
— Вроде как она тебе и не подходит.
— Почему?
— Не знаю, — смешался он, — вроде как не подходит, и весь мой сказ.
Я только пожал плечами, не стал вдаваться в подробности и попросил указать мне свободную комнату.
