Народ, увидев то, что хотел, начал подниматься с колен, и толпа по обочине дороги стала перемещаться вслед за государем. Опять началась невообразимая давка. Я прижал к себе девушку и стал брать в сторону, чтобы нас не увлекли за собой восторженные фанаты самодержца.
— Мы куда? — спросила задыхающаяся, красная, с подтеками от недавних слез девушка.
— Домой, — ответил я, вытягивая ее из очередного «людоворота».
— Но я хочу еще посмотреть! — сопротивлялась она. — Пойдем, ну пойдем же! Там Красная площадь!
— Нельзя, скоро начнется ураган! — сказал я, протискиваясь вместе с ней через открытую калитку в чей-то двор. Здесь было полно чужих людей, с высокой избы спускались недавние зрители, и все спешили к пролому в заборе, выходившему на параллельную улицу. Мы вместе со всеми вышли на дорогу, но пошли назад, навстречу движению. Зеваки намеревались догнать шествие и, перекликаясь, торопились к Кремлю.
— Какой ураган? Посмотри, какая хорошая погода! — воскликнула Наташа, стараясь затормозить наше движение назад.
— Говорю, будет ураган, значит будет! Пойдем скорее, тем более, что я по тебе уже соскучился.
— Уже? — игриво спросила она. — Что нам, ночи не хватит? Ну, давай еще немного погуляем!
— Тебе хочется вымокнуть, или чтобы на голову свалилось дерево? — спросил я, не давая вернуться назад.
— Нет, правда, ничего не будет, сам смотри, на небе нет ни тучки!
— Тогда давай поспорим, если я окажусь прав, ты будешь всегда меня слушаться!
— А если я выиграю?
— Тогда я тебя. Договорились?
Условия пари показались девушки такими соблазнительными, что она без раздумий кивнула головой.
— А когда он будет?
— Скоро. Как только царь войдет на Красную площадь.
— Откуда ты знаешь?
— Оттуда. Сорока на хвосте принесла.
— А как же Ваня?
— Ничего, он мужчина, не пропадет.
Чем дальше от центра, тем меньше оставалось народа на улицах. Действительно, историки не ошиблись, почти весь город собрался к Кремлю приветствовать нового царя.
Единственно, кого мы встречали, это конные разъезды казаков и реже пеших стрельцов, присматривающих за порядком. На нас никто не обращал внимания, и мы без помех вернулись домой. Здесь тоже не оказалось ни одной живой души.
— Пойдем, помоемся, может быть, в бане осталась горячая вода, — предложил я. Выглядели мы после похода не самым лучшим образом, как будто вернулись из дальнего путешествия: одежда грязная, сами пыльные, с лицами в потеках от пота и слез.
Вода в бане действительно была, да и сама она не успела простыть за ночь и утро. Теперь можно было не стесняться, и мы, быстро раздевшись, пошли смывать с себя городскую пыль. Заниматься «глупостями» в неприспособленном помещении не имело смысла, нас ждали более комфортабельные условия, поэтому, кроме мытья, мы почти ничем не занимались.
— Давай я постираю белье и платье, — предложила Наташа, когда мы завершили водные процедуры.
— А во что оденемся?
— Так до избы добежим, все равно ведь никого нет!
Довод был резонный, а одежда грязная.
— Ладно, давай стирать вместе, я тебе помогу, — предложил я.
Наташа удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Мы в четыре руки быстро простирнули наши скудные одеяния и, забрав мокрые вещи, вышли из бани. За тот неполный час, что мы мылись, в природе все переменилось. По небу несло низкие черные тучи, свистел ветер, прижимая к земле траву.
— Скорей! — крикнул я и, схватив девушку за руку, бегом потащил к избе. Едва мы оказались внутри, как оглушительно ударил гром. Наташа испугано вскрикнула и прижалась ко мне не успевшим остыть телом. Я подхватил ее на руки и отнес на полати. Наше выстиранное белье оказалось на полу, но в течение получаса мы о нем не вспоминали.
За стенами грохотала гроза, в щелях свистел ветер, а мы предавались бурному празднику плоти.
— Ну, что, был ураган? — спросил я, наконец, отрываясь от этого нежного, страстного великолепия. — Кто выиграл?
— Ты мне скажешь, откуда это узнал? — совершенно трезво, так как будто только что не было страстных стонов и бессмысленных выкриков, спросила она.
— Может быть, когда-нибудь, и скажу, — тем же серьезным тоном пообещал я.
Потом мы опять занимались любовью. До вечера с празднества так никто и не вернулся, так что времени у нас оказалось достаточно, чтобы уморить друг друга ласками. Я, кажется, начал серьезно влюбляться. Не знаю, что чувствовала ко мне Наташа, но внешне у нас складывались самые нежные отношения. Мне было приятно на нее смотреть, обнимать, целовать, ну и все прочее, что бывает между людьми в период первой страсти. Разница в культурах пока никак не сказывалась. Мне было легко и приятно с ней, и ее недавнее прошлое никак не напрягало и не сказывалось на наших отношениях.
— Тебе хорошо со мной? — спросил я, когда ни на что другое, кроме разговоров, не осталось сил.
— Ты сам не видишь? — вопросом на вопрос ответила она. — Я даже не думала, что может быть так замечательно!
Я хотел сказать, что жаль только, что так будет не всегда, но не сказал. Зачем было омрачать первый день нашего нежданного медового месяца.
— Дай я тебя поцелую, — попросил я, уже не в силах переползти на ее сторону полатей.
— Опять? — удивилась она.
— Нет, на сегодня все. Скоро должен вернуться Ваня.
— Он давно с тобой?
— Несколько месяцев. Мальчик сирота, у него никого нет.
— У меня, получается, тоже.
— Расскажи мне о себе, — попросил я. Девушка задумалась. Потом повернулась светлым в полумраке избы лицом, легла на бок.
— Не знаю, что и говорить. Раньше мы жили в Москве в большом доме, но я тогда была совсем маленькой и почти ничего не помню. Батюшка был у царя боярином или кем-то еще, я точно не знаю. Помню только, что мы были очень богатыми, и у нас было много холопов. Потом за что-то попал в опалу…
— Не знаешь, при каком царе?
— Нет, я в царях не разбираюсь. Наверное, при Иване Грозном, это давно было.
Я прикинул, сколько это могло быть лет назад, скорее всего лет пятнадцать. Тогда был самый конец царствования Ивана или начало правления Федора.
— Не знаешь, за что его прогнали?
— Откуда? С девочками о таких вещах не говорят. Мы переехали в деревню. Потом была чума, матушка и все братья и сестры заболели и умерли. Остались в живых только мы с отцом.
Наташа надолго замолчала, вспоминая и переживая то страшное время. Потом продолжила:
— Батюшка после смерти матушки совсем изменился, начал пить хмельное, набрал целый дом холопок, и с ними… Ну, то же, что мы с тобой сейчас делали. Я была уже большая и все понимала.
