— Несносный ребенок. — Но глаза ярла говорили совсем другое. — Я попробую.
Он подхватил на руки Аэлирне и отнес в спальню, под слабый свет магического шара. Когда его ласковые губ заскользили по бархатной коже шеи, из соседней комнаты донесся задыхающийся от счастья шепот Айне:
— Не останавливайся, любимый. Прошу тебя…
* * *
Аэлирне, выйдя из ванной, уселась завтракать. Вареное всмятку яйцо, ломтик черного хлеба. Апельсин, персиковый сок в высоком бокале. Завтрак волшебницы и леани.
— Ну нет! У меня сегодня аппетит просто неимоверный! — И она вызвала прислугу.
Айне вылетела из ванной, приплясывая от счастья. Обняла сзади сидящую мать и, сияя глазами, прошептала на ухо:
— Спасибо, мам! Это было… неописуемо! Да ты и сама все знаешь.
— Знаю. Айне, — шепнула та и чмокнула дочь в нос. — И… спасибо тебе.
— За что?
Они замерли, прижавшись щека к щеке.
— Знаешь, я уже почти забыла, что это такое — любить и быть любимой, — слегка улыбнулась Аэлирне. — А когда ты перехватывала иногда инициативу — это было что-то!
— Так ты довольна советом Эстреллы?
— Почти. — Аэлирне гладила волосы дочери. — Почти.
— Да, я понимаю. Но ничего, мы вдохновим нашего Valle, и он решит проблему с детьми-внуками. Такое впечатление, что для него нет преград. Может, неправда, что все некроманты — злодеи?
— Во всяком случае, вторым Яромором он не станет. Садись ешь. Ты ведь не забыла — сегодня турнир лучников?
— Ох, и правда. Надо хорошенько подкрепиться. — Айне принялась с аппетитом уничтожать завтрак, мурлыкая под нос арию из вчерашней оперы.
— Кстати, а как там наш дорогой? — Они заглянули в спальню. — Так и есть, дрыхнет! Как ни жаль, но надо будить, устроим холодную ванну?
— Ой, не стоит, — поежилась Айне. — Может спросонья и гостиницу развалить.
Ярл вылез из душа уже окончательно проснувшийся и чем-то озабоченный. Даже поцелуй Аэлирне не до конца прогнал грусть с его лица. Айне упала со стула.
— Мам, полегче, — слабо запротестовала она, влезая обратно. — По крайней мере, предупреждай.
— А чего это наш дорогой такой бука?
Девушка миг-другой прислушивалась.
— Он хочет есть, спать. И еще ярла терзает чувство вины.
Аэлирне нежно обвила руками шею ярла. Айне тут же насторожилась и белкой перепрыгнула на диван.
— Мужчины всегда находят сложности там, где их нет. Valle, дорогой мой, перестань… Ну, что ты?.. Глупые хумансы понавыдумывали себе на голову условностей, обрядов и ограничений… Сегодня ночью не всегда именно Айне шептала тебе слова любви. Иди к нам, наш ласковый тигр… Мы тебя очень, очень любим…
Халат упал на ковер, и все вокруг завертелось в теплом розовом вихре.
* * *
Маг в черном развевающемся плаще, вызывающе цокая тяжелыми коваными подошвами, неспешно шагал по полу, выложенному белыми, золотистыми и голубыми плитками. Встречные спешили освободить путь. Двери открылись в большую залу, где фланировали люди, слышалась легкая негромкая музыка, а в дальнем конце стояли Императрица и Император.
Скрипки, взвыв не в лад, смолкли. Маг стал пересекать залу, дамы растекались по сторонам, спешно подбирая юбки, кавалеры за что попало тащили их быстрее. Воцарилась бесшумная паника. Императрица и держащий ее под руку супруг с интересом смотрели, как приближается воплощение самых страшных снов и кошмаров.
Маг подошел. Молча, сдержанно, но вежливо поклонился Императору, затем сделал шаг в сторону и остановило перед сияющей Императрицей. Нависла полнейшая тишина и, когда этикет, казалось, уже вот-вот должен был смениться хлопками арбалетов и грохотом магии, маг стал перед женщиной на колени. Опустив голову, пальцами подобрал с пола самый кончик платья и… поцеловал его.
Это был старинный жест, часть древнего ритуала. Так мужчина просит прощения у матери или самой близкой женщины и благодарит ее. Благодарит за все, что она для него сделала. За ласку, за детей, за добрый совет, за саму жизнь.
Зал еле слышно выдохнул.
Ярл поднялся, вновь сдержанно поклонился Императору, повернулся и столь же неспешно двинулся к выходу из залы. За спиной оживал гул голосов, оркестр несмело подал звук, и никто не услышал, как Императрица шепнула мужу:
— Дорогой, у меня все получилось!
Площадь Этуаль была вся залита полуденным солнцем. Слева и справа находились трибуны, а посередине отвели поле для стрелков. По условиям турнира мишень отодвигали все дальше и дальше, пока не оставался кто-то один — победитель. Возле самой линии стрельбы высился столб с магическим звонком, и член Совета Магов в праздничной одежде стоял рядом, дабы выявить любую магию, могущую помочь или же помешать лучникам.
Айне прищурилась. Сто пятьдесят шагов. А претендентов осталось четверо. Двое ветеранов из корпуса лучников, какой-то высокий парень в короткой серой куртке с накинутым капюшоном и сама Айне. Пока отодвигалась на строго отмеренное расстояние мишень, стрелки не выходили на линию стрельбы. Наконец слева, со стороны Императорской трибуны, затрубили фанфары, и усиленный соответствующей магией голос герольда возвестил:
— Расстояние — сто пятьдесят шагов! Всем соблюдать тишину. Стреляйте, доблестные лучники!
Айне не спешила. Двое ветеранов с трудом пробились через предыдущий рубеж и сейчас, похоже, отсеются. Беспокоил только парень в капюшоне. У него был почти такой же лук, как и у девушки, и странно знакомая манера стрелять. А стрелял он идеально. Если сейчас все не решится, то придется отодвигать мишень на двести шагов — немыслимое расстояние. Даже со ста пятидесяти цель казалась крохотным пятнышком. Со свистом унеслись стрелы. Парень в капюшоне и Айне выстрелили, казалось, почти не целясь.
Но именно их стрелы попали в яблочко. Ветераны же промахнулись на пару пальцев. Они удалились с достоинством, сопровождаемые приветствиями публики. Стреляли они очень хорошо, но это уже был их предел.
Айне стояла за пять шагов от линии, пока переносили мишень, и поймала на себе удивленно-изучающий взгляд из-под низко надвинутого капюшона. Да кто же он такой, этот меткий стрелок?
И вдруг — словно ледяные тиски сжали сердце, заныли зубы. Не отдавая себе отчета, в нарушение всех правил Айне выскочила на линию стрельбы под возмущенный гул зрителей, огляделась. Бешено забился колокол магического звонка, и с трибуны напротив Императорской ложи с душераздирающим визгом метнулся клубок темного пламени, обвитый какой-то мельтешащей дымкой. Миг — и он почти достиг цели, но тут его пронзила серебристая молния, выпущенная из Песни. Клубок магии распался в воздухе, не долетев какого-то десятка шагов до вскочивших в ложе людей, и растаял клубами дыма.
От рева трибун заложило уши. Но придворный маг не зря ел свой хлеб. Он тотчас выкинул руку в каком-то заклинании, и вокруг того места, откуда вылетел шар злой смерти, люди замерли. Застывшие в беззвучном крике рты, замершие на полпути тела, руки, ноги. И неприметный человечек со свитком в руках. Гвардейцы уже вломились в толпу, как кабаны в камыши, и в мгновение ока уволокли человечка ясное дело куда. Маг поставил мерцающую стену защиты, а потом, повинуясь приказу, «разморозил» трибуну напротив. От Императора скатился на поле человек с неприятным взглядом и, перекрывая вопли вокруг, заорал почти в самое ухо:
