Она с любопытством смотрела, как одолженная ей на всякий случай Сила живительным ручейком влилась в малопривлекательное подобие человека. По всему телу пошла рябь, на корке обожжённого жаром лица с хрустом лопнули струпья, и на бесовку уставился всего один, но живой и осмысленно блестящий глаз.
- Шамана мы завалили, остались барлоги. Помнишь? - поинтересовалась ламия с неуёмным любопытством, беззаботно приплясывая на месте - всё ей нипочём.
Ах, ну да… Валлентайн с трудом вспомнил, как его зовут, пока заставлял свои непослушные останки тащиться на вершину пологого обгоревшего холма. И этот поход дался ему с не меньшим трудом, чем когда он на спор с однокашниками преодолевал Скалистый Кряж безо всякого применения магии. Под ногами хрустела то ли корка выжженного шлака, то ли ещё что…
Огненные великаны почти закончили обустраивать Большой Круг. Уже высился на одном краю рунный камень, и тускло светились на нём неведомые древние письмена. Ещё немного, и тут бы открылся проход сквозь время и пространство - прямиком в Нижние Миры, откуда уже готовы придти сюда неисчислимые орды. Только, зря всё это, зря… без шамана ничего у них не получится. Барлоги воистину могучи и неукротимы в бою, однако соображения у них и на чайную ложечку не наберётся.
- Нет, я с тобой, - и судя по тону, эту рыжую красотку отговорить не удалось бы нипочём. - Я своих предупредила, сейчас они организовали оцепление примерно на расстоянии видимого горизонта. Ещё немного конницы подоспело от ближайших лордов, разбойники и кочевники тоже подсобят - так что, мелочёвку всякую они перехватят.
Ну что ж, мелких демонов и бесов, всегда путающихся под ногами, а сейчас в слепом ужасе удирающих отсюда подальше, можно в расчёт не принимать. Одной заботой меньше. Волшебник подпёр себя в грудь навершием узловатого шаманского посоха, а его ладонь уже привычно извлекала из небытия рукоять колдовского водяного жгута. Когда-то он на пробу, втайне от преподавателей, в пыль разносил им гранитные валуны…
- Солнце и Луна… ох, что же я это несу? Луна и Вода, дайте мне силу… - едва ли можно было разобрать этот недавно звонкий и задорный голос, однако устремившийся сюда огромный огненный великан в потёках раскалённой лавы в ужасе отшатнулся.
И всё же, его исполинское подобие руки немедля преобразилось в огромный, произрастающий примерно из локтя огненный меч, и с завыванием пламени обрушилось на дерзкую парочку. А от Круга сюда уже устремились остальные барлоги, и от их мечей, огненных жгутов и вихрей в воздухе стало просто не продохнуть.
Ламия визжала от боли неприлично, как недорезанный поросёнок, в поисках защиты от всесжигающего пламени постоянно норовила прижаться к орудующему Водой волшебнику и то и дело мешалась под руку. Дважды она лёгким дымком испарялась в неяркой вспышке, когда огонь пробивал защиту волшебника. Но каждый раз Валлентайн устало, содрогаясь от хлещущих ударов, вновь и вновь упрямо поднимался на ноги, и каждый раз из небытия возвращалась рыжая, угрюмая и грязно ругающаяся красотка.
Над волшебником снова задрожал знак Воды, мягко серебрящийся лунным светом. Казалось бы, положение безнадёжно - однако где-то там, в благословенной дали, в ладони матери вдруг тревожно заколыхался глоток лунного серебра, который облепили семь огненных мошек. Тревожно нахмурились брови женщины, и она легонько подула в толику колышащейся в руке воды, отгоняя мошкару…
Пошла потеха! Волшебник остервенело хлестал своим водяным смерчом во все стороны, не разбирая ничего, и совершенно на голых инстинктах реагируя на легчайшее движение и малейший огонёк, пока его не привёл в себя голос ламии и её ласковые, отвлекающие даже от неистового упоения битвы прикосновения…
- Уймись, бешеный - ты уже звёзды гасить начал! - рыжая и изрядно закопчённая красотка нежно, чуть ли не по-сестрински прикоснулась к щеке манящими и сладкими устами.
Что ж, когда грохочет боевая магия, женщины молчат. Но когда женщины начинают говорить, грома битв становится попросту не слышно… Валлентайн опустил занемевшую руку, по-прежнему не выпуская из повиновения почти вскипевшую Воду. Единственный уцелевший глаз лопнул от жара, когда один из барлогов внезапно обрушил огненный дождь в тот самый момент, когда волшебник отбивался сразу от троих насевших с разных сторон бестий. И теперь он пристально, недоверчиво, вдруг расширившимся до неведомых пределов магическим восприятием исследовал всё вокруг, не встречая никакого препятствия…
Как они выбрались из огромного круга почерневшей от жара, запёкшейся почвы, в центре которой медленно остывало озерцо раскалённой лавы - всё, что осталось от барлогов - Валлентайн помнил весьма смутно. Если поначалу он кое-как ещё ковылял, опираясь на оказавшийся чудом неповреждённым посох и двигаясь только на остатках ещё не схлынувшего боевого азарта и какой-то гордости победителя, то потом он вдруг осознал себя лежащим безвольным кулём и едущим на спине ламии. Рыжая искусительница оказалась не то чтобы неимоверно сильной, просто несколько не чужда магии, а потому транспортировала свою ношу хоть и не быстро, но бережно и умело.
- Ну же, глупый, не вороти нос, - в запёкшиеся коркой вскипевшей крови губы ткнулась великолепной формы грудь девицы с вызывающе торчащим соском. Эх, при других бы условиях поцеловать такую…
Но волшебник понял. На остатках соображения он разодрал непослушные губы. Чуть не сгорая от стыда, что царапает столь нежную и восхитительную кожу, он потянулся к источнику и добыл несколько капель оказавшегося тёплым и полузабыто-сладким молока…
Под низко нависшими хмурыми тучами неспешно двигался небольшой караван. Всё так же уныло и равномерно позвякивал единственный колокольчик, всё так же заунывно посвистывал жаркий ветер. И точно так же, как и вчера, и месяц, и год назад, похрустывал песок и камешки под копытами. Однако теперь во всё это вплелась какая-то новая и восхитительно пьянящая нотка.
Полночи где-то неподалёку, за каменистой грядой, бесновалась огненная буря. И даже несколько раз с стой стороны прилетали раскалённые до малинового свечения камни и какие-то вонючие ошметья. А утром в расположившийся на ночлег клан кочевников прискакала рыжая и нестерпимо красивая ламия. Оглядев обжигающим смеющимся взглядом стойбище, бестия сразу вычленила кривого Ахмета. И теперь вождь, привычно ёрзая на спине своего тощего осла, с бешеными глазами недоверчиво ощупал тщательно упакованный в драную холстину ветвистый узловатый посох.
- На него магик положил знак Воды, - сообщила беззаботно пританцовывающая, несмотря на не по-утреннему обжигающий зной, ламия. - И там, где ты воткнёшь его, забъёт неиссякаемый источник…
Старый вождь ещё раз озабоченно прикоснулся к ветхой материи, ощутив под ней успокаивающее течение Силы. Да, та заброшенная и высохшая до каменистого звона долина будет в самый раз. Сколько можно скитаться - коль скоро никто не предъявил на то место своих прав, там и можно будет обосноваться. Ещё и переманить на свою сторону в новый оазис парочку совсем уж обнищавших семей, что болтаются по окрестностям. Да выкопать наконец прадедовскую ухоронку и правильно её израсходовать - если золото слишком долго в земле лежит, то к нему обязательно злые духи привяжутся, если не эльфы или херувимы.
