У него прекрасная гладкая кожа, как у избалованной наложницы, хотя красота его сугубо мужская, — для многих мужчин непреодолимый соблазн. Но им придется тосковать понапрасну.
Петро сказал, что английский лорд имеет склонность к женщинам. Хотя распущенность лорда общеизвестна, итальянки летят на него, как мухи на навоз. Конечно, похвастался болтливый Петро, лорд выбирает только самых красивых и искушенных из тех, кто бесстыдно предлагает ему себя.
Драгоман поделился с ней информацией, пока хозяин спал. Петро предупредил: если Эсме отправляется с ними, она должна помочь ему присматривать за хозяином, чтобы он не делал авансов добропорядочным албанкам, иначе все они будут втянуты в кровную месть.
— На пути в Тепелену он вряд ли встретит женщин другого сорта, — отвечала Эсме. — Куртизанок здесь не бывает. Скажи ему, чтобы он просто подождал. Али даст ему столько, сколько он пожелает.
— Нет, это ты скажи, меня он не слушает. Говорит, что не понимает мой английский. Ты ему скажи и все объясни так же хорошо, как позавчера. Я думал, он прибьет тебя, но ты ругалась, а он только улыбался и слушал.
Сейчас англичанин не улыбался. Его серые глаза были прикованы к бедной деревеньке, лежащей перед ними, а лицо застыло.
— Рогожина, — сказала она. — Я вам говорила, что мы дойдем к вечеру.
— Ты сказала, что это важный город. Я насчитал шесть домов, вернее, лачуг. Трудно понять, где тут кончается грязь и начинается архитектура.
— Я говорила, что это место — важная точка пересечения дорог. Здесь встречаются две ветви древнеримской Виа-Эгнатия, одна идет из Аполлонии, другая — из Дурреса.
— Значит, как ни прискорбно, римляне пренебрегали содержанием дорог. Даже если вообразить, что Август Цезарь обладал божественной силой, как о нем говорят, я бы высказал ему неповиновение за невнимание к дороге, хотя бы к одной из двух, в этом забытом Богом море грязи. За два дня преодолеть двадцать миль — и прийти к горстке заляпанных хибар, которые, насколько я могу судить, брошены человеческими обитателями лет шестьсот назад.
— А вы ожидали увидеть Париж, эфенди?
— Я надеялся на что-то хотя бы отдаленно напоминающее о цивилизации.
Эсме испытала сильнейшее желание привести свой башмак в соприкосновение с его задницей, но сказала себе, что он как избалованное дитя и ничего лучшего ждать от него не приходится. Зато им, как ребенком, легко управлять. Если бы не это, они и сейчас сидели бы в том тесном убежище в устье Шкумбин.
По счастью, она нужна ему гораздо больше, чем он ей. Может, в Англии он могущественный лорд, но в Албании совершенно беспомощен.
В шутку она с самого начала стала называть его эфенди. Титул почетный, но относится к образованным людям, ученым или церковникам. Она могла бы звать его кучей отбросов — за то немногое, что он знал или хотел узнать. Аллах, эти английские лорды просто невежды, да еще и гордятся этим.
— Не стану предупреждать, чтобы вы не делали подобных замечаний при местных жителях, — сказала она. — Джейсон говорил, что истинный джентльмен всегда вежлив.
— Я не джентльмен. Я ходячий кусок дерьма, искусанный блохами.
— Но все же помните: не следует флиртовать с женщинами. Вариан медленно повернул к ней голову:
— Прошу прощения?
— Вы не глухой. Не увивайтесь вокруг женщин, если хотите отбыть из Рогожины целым и невредимым. Если встретим проститутку, я вам скажу, но едва ли. В Албании мужчин больше, чем женщин, и женщин ревниво охраняют. Например, мусульманин может заплатить за невесту тысячу пиастров. Это серьезное вложение капитала. Пожалуйста, держите это в уме.
Он посмотрел на груду убогих строений, серых от дождя, потом снова на нее:
— Безусловно. Спасибо за предупреждение. Было бы ужасно, если бы я как оголтелый метался посреди орды прекрасных дев.
— Сарказм тут неуместен, — заметила она.
— Хотелось бы знать, — спросил он, — что навело тебя на мысль, будто я волочусь за каждой женщиной, встречающейся на моем пути?
Петро плелся далеко позади. Он не мог их слышать, и все же Эсме колебалась. Она не хотела, чтобы господин знал, что она сплетничала с его слугой.
— Потому что вы так выглядите, — сказала она. — Мне было бы любопытно понаблюдать, как вы ловеласничаете, но придется подождать до Тепелены.
— Понаблюдать за мной?
— За флиртом, — заявила она. — Остальное не заслуживает внимания. Это личное дело каждого.
— Эсме, — сказал он, — ты хоть понимаешь, о чем говоришь?
— Да. Джейсон мне рассказал, поскольку у меня нет семьи, которая могла бы меня уберечь. Он считал, будет лучше, если я узнаю обо всех этих делах, чтобы мое невежество не обернулось против меня.
— Понятно.
— Вы шокированы?
— Нет, но… — Он остановился и повернулся к ней всем корпусом. Она тоже встала, удивляясь, почему у него такой расстроенный вид. — А как же семья матери? И сама мать?
— Она умерла, когда мне было десять лет. Мы с Джейсоном много разъезжали. Ему всегда был нужен кто-то близкий. Моя бабушка живет в Гирокастре, а все другие умерли.
«Теперь и Джейсон», — подумала она, и боль подступила от сердца к горлу. Она решила, что пора идти.
— Все это было очень давно, — напряженно сказала она. — Поговорим о чем-нибудь другом.
Но так уж случилось, что они не успели сменить тему, которую так неразумно начал Вариан. Их заметили, и через несколько минут вся Рогожина высыпала им навстречу с приветствиями.
Их появление оказалось для деревни событием куда большим, чем Вариан предполагал. Его окружила орава мужчин, за ними толпились женщины с детьми, все говорили разом, а он не понимал ни слова. Петро тоже — он пожаловался, что у них какой-то немыслимый диалект.
У Вариана раскалывалась голова, звенело в ушах. Он устал, проголодался и был такой грязный, что хотелось скрести тело ногтями. Если бы не взгляд Эсме, он бы сел на землю и заплакал.
Как она и предполагала, жители деревни не обратили внимания на потрепанного мальчишку, каким представлялась Эсме, и, оттолкнув ее, накинулись на Вариана. Но она локтями пробила себе дорогу и через несколько минут полностью переключила внимание на себя.
Благодаря ей меньше чем через час Вариан погрузил ноющее тело в большой деревянный чан, наполненный горячей водой.
Чан стоял в центре прачечной, обслуживающей группу соединенных между собой домов. Все они принадлежали обширной семье хозяина — Малика. Из кухни до Вариана доносились женские голоса, там готовился пир в честь его светлости. Ближе, сразу за дверью, в маленьком коридорчике Петро прилежно чистил одежду хозяина.
Большая часть гардероба осталась на корабле. Среди команды не нашлось безумцев, которые пошли бы с ними, а трое пешеходов не многое могут унести с собой. Это означало, что у Вариана есть три смены белья, сюртук, тяжелый плащ и две пары брюк.
