Он подтянул к себе кожаную сумку и вынул предмет, к которому посмел только прикоснуться, когда священник его решительно развернул. Вот она. Черная королева. Доказательство, что все это ему не приснилось. Бандиты засунули ее ему в сумку… после злобных споров, в которых Персиваль разобрал только одно слово — Исмал. Он был уверен, потому что слышал его несколько раз.
Он подполз поближе к печке и развинтил фигуру. И ошеломленно замер: листок бумаги все еще был там. Он его вынул и при слабом свете угольков разобрал отцовский почерк.
Код был до смешного прост: нужно читать алфавит наоборот — «я» вместо «а» и так далее. Написано по-латыни. Неграмотно, но понятно. Корабль — «Королева ночи», доставка в Превезу в начале ноября.
Это было почти все, что знал Персиваль. Он не понимал, почему папа от руки написал такое преступное письмо. Или почему Исмал его не уничтожил — разве что так и не получил его. Больше всего Персиваля удивляло, зачем бандиты засунули королеву в его сумку.
Как будто все уже свершилось. Каково бы ни было объяснение, оно должно быть отвратительным, потому что эти люди вызывали омерзение, а другие гадкие человеческие особи убили Джейсона и кузину.
Персиваль бросил записку на угли, потом торопливо выхватил ее из занимавшегося огня и погасил искры. Сердито вытер слезы, набежавшие на глаза. Дядя Джейсон ни за что не поступил бы так трусливо. Он погиб, стараясь защитить Албанию от человека, которому предназначено это послание. Кому-то эта информация пригодится, и этот кто-то не поверит двенадцатилетнему мальчику без доказательств. Долг Персиваля — передать все улики… и сделать так, чтобы весь мир узнал, что его отец — контрабандист, преступник… О Боже, может быть, он даже виновен, хотя бы косвенно, в смерти своего брата?
— Мама, — прошептал Персиваль, горестно глядя на черную королеву, — что же мне делать?
Глава 5
За ужином ни Малик, ни его компания не вздыхали и не пускали слюни, глядя на английского лорда. В конце концов, они были не так распутны, как обитатели развратного двора. При всем их гостеприимстве и любезности гордость не позволяла им ластиться к нему.
Чего не скажешь о любопытстве. В течение года в Рогожине бывало Исмало визитеров, но этот иностранец оказался изысканным блюдом. Экзотический гость был красив, высок и изящен. Его облик, наряд и манеры совершенно очаровали местных жителей, хотя чувство собственного достоинство не позволяло открыто это показывать.
«По крайней мере мужчинам», — поправила себя Эсме, когда, провожая его в комнату, заметила, что из-за двери его, раскрыв рот, рассматривают хорошенькие девушки. Когда он обернулся и пожелал им спокойной ночи, они, засмеявшись, ретировались. «Вот дуры», — с отвращением подумала Эсме. Знали бы они, что он — безнравственная никчемность.
За ужином Эсме должна была представить его собравшимся. Когда они только прибыли в деревню, он оказался слишком усталым и больным, так что формальности оставили на потом. Прежде всего надо дать лорду отдохнуть. Вплоть до ужина ей не приходило в голову, что она три ночи проспала рядом с ним, но не знала, как его зовут! Английский барон, лорд — вот все, что она слышала от Петро и капитана, словно имя этого человека священно и его нельзя произносить вслух.
— Скажите им свое имя, — прошептала она, когда женщины принесли еду. — Я его не знаю.
Он быстро по слогам выдал ей до смешного длинный набор имен: Вариан Эдвард Харкорт Сент-Джордж, барон Иденмонт из Бакингемшира, Англия. И одарил убийственной самодовольной улыбкой, как будто не сомневался, что она не запомнит. Эсме хотелось дать ему оплеуху, но она повернулась к хозяину и вдохновенно перевела весь набор; под конец ее речи послышались сдавленные смешки.
— Какого черта ты им сказала? — тихо спросил он; жаркий шепот щекотал уши.
— Сент-Джордж — это ShenjtGjergj, святой, которого они знают. Я сказала, что барон — это по-нашему «бей», а окончание «-шир» означает владения паши.
— И что их так развеселило? Она пожала плечами:
— Наверное, твое христианское имя. Я сказала, что у него латинский корень. Вариан, — она произнесла имя с албанскими раскатистыми согласными, — означает изменчивый.
— Ну погоди, я тебя отшлепаю, — пригрозил он.
Тем не менее он засмеялся, компания подхватила, и кто-то сказал, что его смех звучит как музыка.
Эсме сильно сомневалось, что его светлость имеет желание ее отшлепать, но все же не стремилась остаться с ним наедине. Она проводила его в комнату и плотно прикрыла дверь, решив проверить, все ли у него есть, а потом оставить его на ночь.
Комната была маленькая, но по деревенским меркам роскошная. Не многие дома имели больше одной комнаты. У Малика их было шесть, и обстановка позволяла предоставить почетным гостям все удобства. Вместо софы — доски, пристроенные к стене, которые могли служить и диваном, и постелью; одинокая койка стояла в узкой комнате, обогревавшейся солидной печкой. Англичанину дали не только самые мягкие подушки и толстые одеяла, но и особо ценное удобство — отдельное помещение.
Возле печки стояли два больших кувшина с горячей водой, над огнем на цепи висел чайник. Эсме кольнула зависть. Она вымыла руки и лицо, но прекрасно понимала, что едва ли он считает, что этого достаточно. Петро не было нужды говорить ей, какой привередливый у него хозяин: у нее есть глаза и нос, не так ли? Она видела, какая у него чистая рубашка; сама она и не вспомнит, когда ее рубашка так сверкала бы белизной.
Ну и пусть, все равно Эсме не собирается производить впечатление на иностранцев. Она знает, что такое таскать ведра с водой из общего колодца или из ручья, а потом греть над огнем чайник за чайником. Поскольку сейчас она была мальчиком, как бы племянником Петро, эту работу она должна была предоставить женщинам, а ей не хотелось добавлять им трудностей.
— Здесь вам будет спокойно и удобно, — сказала Эсме, оглядывая комнату. Взгляд невольно с тоской задержался на кувшинах с горячей водой, куске душистого мыла и вышитом полотенце. — Все пошли спать, до утра вас никто не побеспокоит, и тогда я вернусь, чтобы переводить.
Он сел на койку, закинул ногу на ногу и стал стягивать ботинок.
— Ты не вернешься, потому что никуда не уйдешь, — заявил он. — Я не хочу, чтобы ты спала вместе с Петро и другими мужчинами, а к женщинам ты пойти не можешь.
— Я думала, вы предпочитаете одиночество. — Она стеснительно смотрела, как он снял один ботинок и взялся за другой.
— Я предпочитаю, чтобы ты была рядом. Когда я тебя не вижу, то воображаю себе всякие ужасы и не могу заснуть всю ночь. Уверяю тебя, это не имеет никакого отношения к твоему полу. Если бы на твоем месте был Персиваль, я чувствовал бы то же самое. Вспомни, что случилось, когда он отошел от меня.
— Это не одно и то же, — ответила она. — Во-первых, мы с моим кузеном совсем не похожи, только внешне. Во-вторых…
