— Я тоже указал на это леди Брентмор, но она сказала, чтобы я не совался не в свое дело, а только слушал, что она говорит. Так что пункт седьмой.
— Аллах, ниспошли мне терпение! — Исмал упал на подушки и закрыл глаза. — И когда только кончатся эти проклятые пункты? Наверно, я к тому времени состарюсь.
— В следующий раз я заставлю старую леди ждать. Хотел бы я посмотреть, как вы отреагируете на ее убийственные комментарии. Я еще не рассказал вам и половины…
— Пункт седьмой, — холодно напомнил Исмал.
— Господи. Пункт седьмой. Новости из заграницы. Из Турции.
Исмал открыл глаза.
— Джейсон Брентмор покинул Константинополь три месяца назад. Он находится на пути домой. Леди Брентмор сказала, что вам это будет интересно.
И Ник вышел, хлопнув дверью.
Лейла почувствовала, как струйка пота потекла у нее между грудями. К счастью, несколько слоев одежды скрывали этот факт от посторонних глаз.
Лейла была на вечере у леди Силз, и около нее стояли всего два человека, обсуждавшие политическое положение во Франции. Одним из них, стоявший совсем рядом, словно для того, чтобы защитить ее, был Эндрю Эриар — воплощенное спокойствие и элегантность. Другим — так называемый граф Эсмонд — в темно-синем камзоле и ослепительно белой рубашке из тончайшего полотна. — Лейла догадывалась, что именно Исмал, по всей вероятности, был причиной тому, что Эндрю вспомнил о своей роли опекуна.
Приехав к ней днем, Эндрю в своей обычной ненавязчивой манере дал понять Лейле, что он обеспокоен. Нет, он одобрял появление Гаспара и Элоизы. Они, по-видимому, надежные и хорошо воспитанные люди, и к тому же усердные люди — идеальная чистота в доме свидетельствовала об этом. Что верно, то верно, поддержала Лейла, даже в студии не осталось следа от ее распутного поведения прошлой ночью: ни разбросанной одежды, ни разлитого коньяка, ни единого волоса на ковре или подушках, нигде ни пылинки. Будто ничего не случилось.
Но ведь случилось, и Лейла со стыдом вспоминала об этом во время своего разговора с Эндрю. Как и в юности, когда она слушала его наставления, Лейлу мучило чувство вины. Сегодня Эриар не читал ей нотаций, но, одобрив выбор слуг, несколько раз очень осторожно намекнул на то, что хорошо бы ей найти компаньонку, которая жила бы в доме. Лейла сделала вид, что не поняла намеков, а Эндрю, к счастью, не настаивал.
Сегодня она делает вид, что не понимает, думала Лейла, а завтра это уже станет обманом, Она предала Эндрю и низко пала, но у нее злое сердце и ей все равно. Все, что ее заботило — как любую закоренелую грешницу, — это чтобы ее не поймали. Она была настоящей дочерью Джонаса Бриджбертона.
Исмал — Эсмонд, напомнила себе Лейла — ничем ей не помогал. Он продолжал разговаривать с Эндрю так, словно тот был его лучшим другом. Он явно пытался втереться в доверие к Эндрю, но Лейла была уверена, что Эндрю, будучи умным человеком, все понимал. А ей оставалось только потеть и вспоминать прошлую ночь.
— Король Карл мог бы иметь советника получше, — говорил Эндрю.
— Согласен. Не следует восстанавливать против себя буржуазию. Это на нее легло бремя закона о компенсации, что ее и оттолкнуло. Потом его величество распустил национальную гвардию и назначил министром Мартиньяка, что с его стороны было совершенно неосторожно. — Эсмонд покачал головой. — Мир изменился. Даже король Франции не может повернуть время вспять. Он не может вернуть старый режим, как бы он этого ни хотел.
— И все же нельзя винить дворянство Франции в желании возродиться, — сказал Эндрю. — Ваша семья, например, потеряла очень много. Насколько я знаю, Делавенны были казнены во времена Террора.
Сочувствие показалось Лейле искренним, но она поняла, что Эндрю прощупывает Эсмонда. То же, вне всякого сомнения, делал и Эсмонд.
— Их извели и небезуспешно. В большое древо Делавеннов словно ударила молния. Уцелел всего лишь один незаметный побег. Я совершенно уверен, что, если бы король так отчаянно не захотел возродить дворянство, я так и остался бы в заслуженной безвестности.
— Вы не верите тому, что заслужили безвестность. Вам ведь вернули ваш титул.
— У меня не было выбора, месье. Многие монархи открыто давали мне понять, что мой долг — стать графом Эсмондом.
Какой же он необыкновенный лжец, думала Лейла. Или, скорее, гений, приспосабливающий правду к своим целям. Он, например, не стал настаивать на том, что «уцелевший побег» с древа Делавеннов — это он, а просто так построил предложение, чтобы можно было истолковать фразу так, как это было нужно ему.
Вслух она сказала:
— Вы не могли не подчиниться приказам королей. Эсмонд притворно вздохнул.
— Возможно, я большой трус, но особенно трудно было возражать царю Николаю. Это поняли и Веллингтон, и султан.
Как тонко он переменил тему, восхитилась Лейла.
— Да, царь поставил Англию в безвыходное положение, — ответил Эндрю. — Из-за зверств турок над греками британская общественность призывает положить конец турецкому господству. А политики, с другой стороны, не очень-то хотят допустить контроля России над восточными портами. Для практических целей лучше отдать предпочтение контролю над более слабым, — пояснил он Лейле.
— Я понимаю. Леди Брентмор объяснила мне про турок. Ее сын Джейсон весь этот год жил в Константинополе, играя неблагодарную роль посредника и, судя по его последнему письму, он страшно разочарован. По мнению леди Брентмор, проблема заключается во врожденной неспособности человека не прикасаться к тому, с чем он в силу умственных способностей не может справиться.
— Думаю, леди Брентмор рассуждает правильно, — сказал Эсмонд.
Лейла покачала головой.
— Ее светлость считает, что ни одна проблема не может быть решена, если в ней замешан мужчина.
— Леди Брентмор известна тем, что всегда была весьма невысокого мнения о мужчинах.
— Но она права, — вмешался Эсмонд. — Мужчины — более низкие существа. Адам был создан первым, а первая попытка всегда самая простая и, так сказать, черновая, разве не так? Следующие попытки более совершенны. — Он метнул еле заметный взгляд на Лейлу, а потом с невинным видом посмотрел на Эндрю.
— Интригующая теория. Полагаю, что вы можете объяснить и появление змея в райских кущах?
— Пожалуйста. Искушение. Оно делает жизнь интересной.
— Однако мы должны помнить, что история сотворения мира была записана мужчинами, — вставила Лейла.
— Так сказала бы и леди Брентмор. Она необыкновенная женщина, — сказал Эндрю. — Да и вся ее семья представляет интерес с точки зрения изучения характеров. Не правда ли, Лейла?
— Вы имеете в виду — в качестве объектов живописи?
— Да, если вам удастся заставить кого-либо из них какое-то время сидеть смирно, чтобы позировать вам. Я говорю о Брентморах. Иденмонт — другое дело. Он всегда производил на меня впечатление безмятежного острова посреди бушующего моря. Вы с ним знакомы, месье?
