Перед его мысленным взором встало темное упрямое детское лицо.
Его прошиб холодный пот, в животе возникла тяжесть, как будто он проглотил свинец.
– Господи, Джесс.
Она повернулась к нему. Под широкими полями шляпы глаза казались такими же темными, как нависающие тучи.
– Ведь ты знаешь, о каком ребенке я говорю?
Под тяжестью внутри он не мог устоять, ноги дрожали. Дейн заставил себя отойти к огромному камню, приложил кулак к несокрушимому граниту и уткнулся в него лбом.
Она подошла:
– Я ошибалась. Я думала, ты враждебно настроен к матери мальчика, и была уверена, что вскоре ты поймешь, что ребенок важнее, чем подлая грымза. Другие мужчины легко общаются со своими отпрысками, даже хвалятся ими. Я думала, ты просто упрямишься. Но очевидно, это не тот случай. Кажется, проблема обрела вселенские пропорции.
– Да. – Дейн глотнул холодного воздуха. – Я знаю, но не могу думать об этом. Мозг… отказывает. Парализован. – Он засмеялся. – Нелепо.
– Я понятия не имела, – сказала она. – Но, по крайней мере, ты это сказал, уже прогресс. К сожалению, от этого мало пользы. Дейн, я в затруднительном положении. Я, конечно, готова действовать, но совершенно не могу это сделать, не поставив тебя в известность.
Упали первые капли дождя, ветер швырнул их ему за воротник. Дейн поднял голову и повернулся к ней:
– Давай вернемся в карету, пока ты не простудилась.
– Я тепло одета. Я знаю, чего ожидать от здешней погоды.
– Мы можем обсудить это дома. В тепле, возле огня. Хотелось бы попасть домой, пока не прорвало небеса. Мы промокнем до нитки.
– Нет! – взорвалась Джессика и топнула ногой, – Мы ничего не будем обсуждать. Я буду говорить, а ты будешь слушать! Гроша ломаного не дам за твое воспаление легких и кашель в придачу. Если маленький мальчик может вынести эту пустошь, один, в отрепьях, на голодный желудок, имея только то, что сможет украсть, то и ты отлично вынесешь!
В памяти опять всплыло лицо.
В нем поднималось отвращение, густое, кислое. Дейн заставил себя глубоко дышать.
Да, он прекрасно может вынести и это. Несколько недель назад он ей сказал, чтобы она перестала обращаться с ним как с ребенком. Потом он захотел, чтобы она перестала вести себя как дружелюбный автомат. Его желания исполнились, и теперь он знал, что все сможет вынести, только бы она оставалась с ним.
– Слушаю, – сказал он к прислонился к скале. Джессика встревожено посмотрела на него.
– Я не собиралась мучить тебя, Дейн. Если бы я знала, в чем корень твоей проблемы, то постаралась бы помочь. Но на это потребуется много времени, а времени нет. Твой сын сейчас больше нуждается в помощи, чем ты.
Он заставил себя сосредоточиться на ее словах и оттолкнул тошнотворный образ на задворки мозга.
– Понимаю. Пустошь. Один. Неприемлемо. Абсолютно.
– Значит, ты должен понимать, что когда я об этом услышала, то была обязана действовать. Поскольку ты ясно сказал, что ничего не хочешь о нем слышать, я была вынуждена действовать за твоей спиной.
– Понимаю, у тебя не было выбора.
– Я не стала бы и сейчас тебя расстраивать, если бы не обязанность сделать то, за что ты, может быть, никогда меня не простишь.
Он проглотил тошноту и гордость.
– Джесс, есть только одна непростительная вещь, ты ее сделаешь, если меня оставишь, – сказал Дейн. – Se me lasci mi uccido. Если ты меня оставишь, я покончу с собой.
– Не говори чушь! Я тебя никогда не оставлю. Правда, Дейн, я не понимаю, откуда у тебя берутся такие вздорные идеи.
И как будто все объяснила и все утрясла, она вернулась к основному предмету и рассказала Дейну о том, что случилось. Как она выследила зверя в его логове – ни много ни мало в собственном парке Дейна, где маленький злодей проник в летний домик и жил там последнюю неделю.
От потрясения у Дейна исчезла тошнота и вместе с ней невыносимая тяжесть. Дьявольское отродье терроризировало его деревню, рыскало по его парку, а до Дейна не долетело ни шепотка.
Он лишился дара речи и только смотрел на жену, а она кратко описала поимку мальчика и перешла к стычке с его матерью.
Тем временем небо угрожающе потемнело. Редкие капли перешли в моросящий дождь. Перья и ленты, украшавшие ее шляпу, съежились, поникли и налипли на широкие поля. Но на шляпку Джессика обращала не больше внимания, чем на пронизывающий ветер, упорный дождь и черные тучи, клубившиеся над головой.
Она дошла до критической точки своего рассказа, и только это ее интересовало. Между тонкими бровями залегла складка, она опустила глаза на сжатые руки.
– В обмен на мальчика Черити хочет икону. Если я попытаюсь его забрать, она заорет «караул» – потому что этим привлечет тебя, а она знает, что тогда ты его вышлешь отсюда вместе с ней. Но я не могу этого допустить, и я привела тебя сюда, чтобы сказать. Если ты настаиваешь, я найду способ держать его в доме так, чтобы ты его не видел. Но я не дам ему отправиться в Лондон с безответственной матерью, где он попадет в руки воров, извращенцев и убийц.
– Икону? – спросил Дейн, не обратив внимания на остальное. – Эта мерзавка хочет мою Богородицу… за маленького отвратительного…
– Доминик не отвратительный, – резко возразила Джессика. – Правда, он ведет себя ужасно, но, во-первых, он не получил дома понятия о дисциплине, и, во-вторых, его на это провоцируют. Он жил в благословенном неведении, что он незаконнорожденный и что вообще это означает, так же как не знал, чем торгует его мать, пока не пошел в школу, а там деревенские ребята просветили его самым жестоким образом. Он испуган, смущен и болезненно осознает, что он не такой, как остальные дети, и что никто его не любит. – Она помолчала. – Кроме меня. Если бы я сделала вид, что он мне не нужен, его мать не потребовала бы так много. Но я не могла притворяться и этим усугублять несчастья ребенка.
– Чума побери сукина сына! – закричал Дейн, оттолкнувшись от скалы. – Эта стерва не получит мою икону!
– Тогда ты должен сам забрать у нее ребенка, – сказала Джессика. – Я не знаю, где она скрывается, но сильно сомневаюсь, что в течение суток ее можно будет найти. Значит, кто-то должен прийти завтра рано утром на остановку в Постбридже. Если не я с иконой, то это должен быть ты.
Он открыл рот для возмущенного рыка, но закрыл и досчитал до десяти.
– Ты предлагаешь, – ровно сказал он, – чтобы я на рассвете поплелся в Постбридж, подождал там Черити Грейвз и потом на глазах у толпы болотных обитателей торговался с ней?
– Нет, конечно, – сказала Джессика. – Никакой торговли не потребуется. Он твой сын. Ты просто его возьмешь, и она ничего не сможет сделать. Она не сможет заявить, что ее обманули – как легко могла бы сделать, если бы его попытался забрать кто-то другой, кроме тебя.
