Когда Люсьен приблизился, леди Софрония сделала им знак отойти, используя тот же жест, которым он воспользовался, чтобы выдворить юношу из своего любимого кресла в Уайтс.
– Вы, сэр, – промолвила она.
Он поклонился.
– Да, тётя, – сказал он. – Это я. Ваш племянник Марчмонт.
– Я знаю, кто ты, смешной мальчишка. Что это я слышу о твоей женитьбе на заклинательнице змей?
– И не думал об этом, – сказал он.
Он мог слышать шепоток тех, кто вытягивал шеи, чтобы послушать разговор: «Я и не думал об этом» быстро доберется до другого конца бального зала.
– Герцоги Марчмонты никогда не женились на заклинательницах змей, – сказала она. – Никогда не считала тебя революционером. Мы когда-то были французами, но это было очень давно, и остались бы наши головы при нас, вот это вопрос. Совершенно необязательно. Только подумай об американцах. Они стреляли в нас, протыкали штыком и вешали, как и подобает джентльменам. Ты встречался с американским послом? Приятный человек, но сбитый с толку.
Это случалось со многими людьми, пытавшимися разговаривать с леди Софронией.
– Она не американка, не так ли? – продолжила его тётя. – Они достаточно приятные девушки. – Она огляделась по сторонам. – Я видела одну из них минуту назад. Довольно хорошенькая. Но я не могу не думать, что они не англичанки. А потом я задумываюсь, кто их надоумил не быть англичанками. Так кто же она, юный Люсьен? Если не заклинательница змей, то это должна быть какая-то другая.
– Ваша логика, как всегда, неопровержима, – сказал он. – Но это не просто какая-то другая, а совершенно другая.
Он не знал, с чего и как начался слух о его женитьбе на Зое, но это его не удивляло. Представители высшего света получали большинство сплетен через слуг. Версия, достигшая аристократических ушей, имела мало сходства с оригиналом.
Кто-то из прислуги Лексхэмов должно быть услышал о предложении брака от Зои или о том, что предложение брака прозвучало. Они поспешили передать эту захватывающую новость, не теряя времени.
Герцог не видел вреда в том, чтобы позволить слуху циркулировать некоторое время в высшем свете. Обществу придётся рассматривать Зою в качестве возможной будущей герцогини Марчмонт, а не Девы Гарема. Как только они воспримут её подобным образом, им будет трудно вернуться к представлению о Зое, как о Деве Гарема. Им придётся, думать о ней, как о нормальной.
Зоя не была таковой, но это уже не его дело.
– Помните ли Вы маленькую Зою Октавию Лексхэм? – спросил он.
Его тётя обратила свой бледно-голубой взор в сторону большого канделябра, как будто в нём она хранила свои воспоминания.
– Зоя Октавия, – сказала она.
Он слышал, как снова начались перешёптывания: Зоя Октавия.
Отсутствующий взгляд голубых глаз тёти прояснился, возвратившись к нему.
– Беглянка?
– Да.
– Что за чепуха? Лексхэм потерял её – в Святой Земле или в Константинополе, или в другом подобном месте.
– Она недавно вернулась.
– Она всегда возвращалась, со временем, – сказала леди Софрония. – Но на сей раз время слишком затянулось, по моим подсчётам. Так она заклинательница змей или нет?
– Говоря чистую правду, я практически уверен, что она не заклинательница змей.
– Я полагаю, что «практически уверен» это самое лучшее, чего можно ожидать в этом сомнительном мире. Она американка?
– Определённо нет.
– Как благоразумно с её стороны. Ну, что ж. Я умываю руки. Оставляю это королеве. – Она взмахнула рукой. – Больше ни слова. Это зависит от тебя. Я слишком много держу в уме. Ты не можешь ожидать, что я стану всё тебе объяснять.
Люсьен мог бы задержаться в Олмаке подольше, но счёл, что:
Во-первых, он выполнил свою работу.
Во-вторых, получил от общения с тётей больше развлечений, чем любой здравомыслящий человек мог надеяться.
Он уехал, в тот момент, когда имя Зои Октавии было на пути к комнате с закусками.
Глава 4
Марчмонт Хаус
Утром, в четверг, 2 апреля.
Герцог Марчмонт даже не поднял глаз, когда лорд Аддервуд ворвался в комнату для завтрака. Его светлость ожидал вторжения. На самом деле, прошлым вечером он известил дворецкого об ожидаемом визите и приказал проводить лорда Аддервуда к нему, немедленно по приезду.
Аддервуд помахал газетой перед его носом.
– Ты это видел?
Марчмонт взглянул на неё.
– Похоже на газету.
– Это «Дельфиан». Читал?
– Нет, конечно. Я не читаю газет до сна, как ты знаешь.
– Готов побиться об заклад, что эту ты бы прочёл.
– Надеюсь, ты не станешь ничего ставить. Мне больно видеть, как ты проигрываешь деньги – кроме тех случаев, когда они переходят ко мне.
– Но здесь о Деве Гарема!
– В самом деле?
– Невыносимый ты человек, – сказал Аддервуд. – Ты должен всё об этом знать. Ты был вчера в Лексхэм-Хаус. Я слышал, ты стоял на балконе с молодой женщиной. Кажется, это, – он хлопнул по газете, – та самая молодая женщина.
– Разумеется, нет, – сказал Марчмонт. – Это газета. Что было установлено минуту назад. Не припоминаешь?
Аддервуд бросил на него сердитый взгляд, уселся и раскрыл газету.
– Я приехал прямо сюда, как только получил её. У меня было время только взглянуть… – Он оборвал себя, его глаза расширились. – Боже, это шокирует! Ты знал, Марчмонт?
– О, Аддервуд, твоя память достойна жалости. Как я могу знать, что там, если ещё не читал?
Аддервуд посмотрел на него через газету, опустил взгляд снова и начал читать вслух:
«Восточные приключения мисс Лексхэм. Джон Бирдсли. Следующее драматическое повествование содержит полное и правдивое изложение событий, произошедших с дамой высокого происхождения, как было рассказано ею нашему корреспонденту».
Аддервуд оторвал глаза от газеты.
– Драматическое повествование? Странный способ выражаться.
– Все знают, что Бирдсли воображает себя писателем, – сказал Марчмонт. – Как я помню, однажды он написал отчёт о пожаре в форме греческой поэмы, дактилическим гекзаметром.
Аддервуд вернулся к газете и продолжил читать в подходящем драматическом тоне:
Каир, Египет.
Рождество 1817 года.
Она не могла решить, будет ли обезглавливание самым худшим из того, что может случиться с ней.
Хотя, определённо, существовала и такая возможность.
