– Двадцать третьего числа этого месяца, – сказала она. – Это не его день рождения. Но он родился в августе, как сказали мне сёстры, а Сезон заканчивается в июне, и все разъедутся в поместья. Никого не будет в Лондоне, чтобы его отпраздновать тогда.
Её сёстры были самыми утомительными из женщин. Однако они избавили его от изрядной порции скучных объяснений.
– Совершенно верно, – сказал он. – В отличие от обычных церемоний ты не застрянешь среди юных мисс, едва расставшихся с классной комнатой.
Зоя кивнула.
– Тогда не будет так бросаться в глаза мой возраст.
– Да, там ожидается немало других диковинок.
Она улыбнулась.
– Хорошо, поскольку, я понятия не имею, как выглядеть юной и наивной. Осталось не больше двух недель, и мне ещё многому нужно научиться и без того, чтобы изображать невинность.
– Ты сумеешь ухитриться и не сделать ничего возмутительного и скандального до этого времени? – спросил Люсьен без особой надежды.
– Если мне не станет слишком скучно, – ответила она. – Сейчас начинаю немного скучать.
Девушка повернулась и пошла назад.
Герцог засомневался, не подвёл ли его слух. Скучать? С ним? Никто не скучал с ним. Женщины никогда от него не уходили. Напротив, они делали всё возможное, чтобы продлить беседу.
Он сказал себе, что она просто хочет ему досадить. Скука, действительно. Нужно было зацеловать её до потери сознания. Это бы её научило.
О, да. И очень помогло сделать её респектабельной.
Он пошёл за ней.
– Тебе не следует бродить по Лондону одной.
– Я не одна. Со мной моя горничная.
– Горничной недостаточно, и она, прежде всего, не должна была позволять тебе удирать, – проговорил он, хотя сомневался, что даже кавалерия смогла бы удержать Зою.
– Я её заставила, – сказала она. – Сёстры должны были прийти. Они приходят ежедневно и рассказывают мне, как ходить, как сидеть и наливать чай, что говорить и что не говорить.
Люсьен ощутил укол чего-то схожего с совестью, с которой он был знаком лишь отдалённо. С другой стороны, это мог быть страх – что было более вероятным в сложившихся обстоятельствах.
Зоя, потерявшаяся в Лондоне. Зоя, одна. Зоя, которая не умеет говорить «нет».
Он сказал спокойно, почти спокойно:
– Ты жаловалась, что сидишь взаперти в доме. Ты была закупорена в этом грязном кэбе. То, что тебе требуется, это поездка в моей двуколке. – Герцог наклонился к ней и принюхался. Она всё ещё пахла слишком вкусно, как летний сад. Он заставил себя отодвинуться, пока запах, вид или звучание не привели его к очередной ужасной ошибке.
– Тебе крайне необходимо проветриться, – сказал он. – Ты начинаешь покрываться плесенью.
Девушка прошла несколько шагов и остановилась, глядя на что угодно, кроме него.
– Мне известно, что такое двуколка. Открытый экипаж. С двумя лошадьми, как сказал папа. Она экстравагантна. И быстро ездит.
Марчмонт распознал вспышку в её глазах. Она была не столь равнодушна, какой хотела выглядеть.
– Я повезу тебя кататься в моей двуколке, – предложил он. – Мы тебя проветрим, а потом заедем к самой лучшей в Лондоне портнихе, и ты сможешь заказать столько платьев, сколько захочешь.
Люсьен, естественно, не заботился о цене. Он не мог записать платья на свой счёт, поскольку если об этом просочится хотя бы слово, то мисс Лексхэм будет объявлена его любовницей. Однако он уладит финансовые вопросы с её отцом. Во что бы ни обошёлся гардероб Зои, эта цена никогда не сравнится с его долгом перед бывшим опекуном.
Она продолжала спускаться с холма.
– Я слишком долго сидела в карете. Сиденья твёрдые, и у меня болит задняя часть.
– Ты говорила, тебе скучно, – сказал он. – Ты жаловалась, что твои платья вышли из моды.
– Я так говорила? – она проделала жест, точно повторявший тётю Софронию. – Не помню
– Зоя Октавия, – сказал он
Девушка посмотрела на него, закатила глаза и отвела взгляд.
– Ты такая же противная, какой была всегда, – сказал он.
– Так же как и ты, – ответила она.
– Я, возможно, и противный, но я тот, у кого есть экстравагантная двуколка.
Через миг она спросила:
– Как быстро ездит твоя двуколка?
– Существует только один способ, каким ты сможешь это узнать, – ответил герцог.
– Ну, хорошо, если ты так настаиваешь, – она вздохнула и взяла его под локоть.
Прикосновение вызвало в нём волну наслаждения, прокатившуюся через него.
Боже милостивый, она действительно опасна, подумал Люсьен.
И всё же, он взрослый мужчина и человек слова. Он справится. В этот момент имело значение только одно: он отвечал за Зою, и пока он был в ответе, он мог удержать её в безопасности.
Марчмонт Хаус
Некоторое время спустя
Привратник с широко раскрытыми глазами наблюдал за парой, пересекающей Сент-Джеймс-Сквер, со служанкой, следующей за ними по пятам. Он вызвал лакея и шепнул ему на ухо. Лакей поспешил из парадного холла, пролетел через обитую зелёным сукном дверь и вниз по лестнице в зал для прислуги, где он нашёл Харрисона, управляющего дома, который просматривал счета вместе с экономкой миссис Данстан.
Внешне Харрисон был именно таким, каким должен быть человек, распоряжавшийся герцогской прислугой. Благодаря высокому росту он мог свысока смотреть на других слуг и большинство посетителей дома. Длинный нос усиливал эффект. Чёрные глаза напоминали вороньи: слишком проницательные и блестящие. Седина, пробивающаяся в тёмных волосах, добавляла ещё больше достоинства и неподкупности его внешности.
– Олни сообщает о приближении его светлости, – доложил лакей.
Харрисон не отрывался от списка продовольствия в своей руке. Однако он насупился, что бросило лакея в дрожь.
Так и было задумано. Нет ничего странного в приходе герцога Марчмонта в его собственный дом, пусть даже и пешком. Это точно не было делом, требующим внимания человека, отвечающего за управление обширным хозяйством герцога.
– С ним женщина, – торопливо добавил лакей.
По-прежнему Харрисон не расставался с колонкой записей и большого количества цифр.
– Какого рода женщина? – спросил он.
– Леди, – ответил лакей. – С ней горничная. Не одна из тёть или кузин Его Светлости. Олни говорит, это та самая, из газет. Выглядит как с картинки, которую он видел.
На этом Харрисон поднял глаза. Он обменялся взглядом с миссис Данстан, скривившей губы.
– Дева Гарема, – сказал он.