Он инстинктивно увернулся, и снаряд пролетел мимо, ударившись об косяк двери.
Герцог Марчмонт не мог себе позволить швыряться предметами.
Герцог Марчмонт не мог себе позволить задушить герцогиню Марчмонт.
Он стремительно вылетел из гардеробной и, вскоре, из самого дома. Он поехал к себе в клуб, где остался до исхода дня и большую часть вечера, и основательно напился.
Той же ночью
Герцога Марчмонта не принесли домой на рассвете. Его даже не шатало – по крайней мере, заметно. Он выпил много, но, видимо, недостаточно. Трезвость уходила и возвращалась к нему, яркая и холодная, подобно мрачному зимнему дню.
Его молодая жена поставила его в невозможное положение.
Харрисон заявил ему, что герцогиня недовольна его службой, и предложил уволиться, если герцог того пожелает.
Что Марчмонт должен был ему ответить на это? Что он мог сказать, кроме как «Её Светлость не может быть недовольной твоими услугами. Это совершенное недоразумение. Я разберусь с этим».
Разберусь с этим.
Почему он должен разбираться? Почему он должен был оказаться в таком смехотворном положении, служа посредником между своим управляющим и своей женой?
Зое не следовало ставить его в такое положение.
Искусство доставить наслаждение мужчине, в самом деле! Заставить уволиться его управляющего. Выгнать мужа из его собственного дома. О, да, истинное наслаждение!
Такое же наслаждение, каким был его дом в этот тоскливый час. Тёмным и тихим, как склеп. Все они находятся в постели, кроме ночного привратника… и Хоара, который ждёт и, без сомнения, хнычет, наверху… и мужа, которого изгнали из его собственного жилища.
Герцог прошёл более или менее уверенно через вестибюль, через парадный вход и по главной лестнице. Когда он взялся за перила, он уловил краем глаза проблеск света слева от себя. Он повернул в сторону от лестницы и прошёл к дверям приёмной. Огонь всё ещё горел в камине, и одинокая свеча догорала в канделябре, стоявшем на одном из столов. Больше света исходило от проёма, ведущего в библиотеку.
Марчмонт подошёл к двери библиотеки.
Она сидела спиной к нему за большим столом. Свет свечей переливался в волосах, которые падали ей на плечи. Тёмно-золотистые локоны льнули к её затылку.
Стол был завален книгами и стопками документов. Обмакнув перо в чернильницу, Зоя, очевидно, ощутила его присутствие, поскольку повернулась и посмотрела через плечо в направлении дверей.
– Ты очень поздно работаешь, – сказал он.
– Я обнаружила здесь очень интересные вещи, – проговорила его жена невозмутимым голосом.
– Это должно быть и в самом деле увлекательно, если допоздна удерживает тебя на ногах, – ответил герцог.
– Так и есть, – подтвердила она.
Подойдя ближе, Люсьен заметил чернильное пятно у Зои на щеке и другое на виске. Он всё ещё злился на неё, но кляксы выглядели столь очаровательно, и сама она казалось такой уставшей и сердитой, что напоминала ребёнка, которого заставили против воли решать задачи по арифметике.
Как он помнил, Зоя ненавидела арифметику. И всё же она настаивала на том, чтобы изучить гроссбухи, один столбик за другим ненавистных ей цифр.
– Для подобной работы слишком поздно, – сказал Марчмонт. – Ты вся в чернилах. Пойдём наверх, мы тебя отчистим и уложим в постельку.
Он подумал о том, чтобы вымыть её… везде… и его член начал набухать.
– Я ещё не закончила, – ответила она.
– Зоя, – проговорил он.
– Марчмонт, – сухо сказала она.
Герцог предположил, что она хочет услышать от него извинения. Такое искушение у него было. Она была действительно очаровательна, сердитая и вся в чернильных кляксах. Но сердилась Зоя на него, на что у неё не было никаких прав после того, как она практически выставила за двери его управляющего.
И что бы тогда было со всеми ними? Англия могла неплохо обойтись без монарха. Она пережила правление сумасшедшего короля и его не вполне вменяемого сына, даже во время войны. Марчмонт-Хаус не мог обойтись без Харрисона.
– Завтра утром все цифры будут на своих местах, – сказал Люсьен. – Тебе нужно поспать.
И он не хотел отправляться в свою огромную холодную кровать в одиночестве.
– Я скоро поднимусь, – отозвалась Зоя. – Как только закончу эти подсчёты.
Она легко взмахнула рукой, отсылая его.
Она отсылает его?
– Как тебе будет угодно, – проговорил он и в раздражении покинул библиотеку.
Спальня герцога Марчмонта выходила окнами на восток. Когда он пробудился, положение солнца подсказало ему, что было уже позднее утро. Не стоило говорить, что он находился в кровати в одиночестве.
Не стоило, так же, говорить о том, что он повёл себя как идиот.
Марчмонт это сообразил после того, как во второй раз проснулся от плохого сна. В котором Зоя уезжала верхом на вороном коне и исчезала, навсегда.
Он моргнул, вспоминая сказанное им. Буржуазная. Заурядная. Кто тянул его за язык?
Он не знал наверняка. Возможно, паника, поскольку он внезапно обнаружил, что от него требуется сделать то, что он до этого никогда не делал. Он обнаружил, что должен обратить внимание и принять решение.
Неудивительно, что решение он принял неверное.
Люсьен услышал лёгкий стук в дверь, соединяющую его спальню с комнатой Зои. Его упавшее сердце немного приободрилось.
– Да, – произнёс он. – Да, войдите.
Его сердце ободрилось ещё больше, когда она показалась в дверях в своём нарядном утреннем платье. Сшитое из муслина сливочного цвета с розовой вышивкой, платье с длинными рукавами было в изобилии украшено кружевами.
– Ты похожа на пирожное с глазурью, – сказал Марчмонт.
Она также выглядела утомлённой. Он видел тени под её прекрасными глазами. Его совесть заговорила: «Это твоя вина, ты, животное!»
Она посмотрела на него так, словно он не был животным.
Люсьен ощутил, как стало легче у него на душе.
– Зоя, – начал он. Но до того как он успел начать извиняться, вереница лакеев вошла вслед за ней, некоторые с подносами в руках.
Те лакеи, чьи руки оставались незанятыми, передвинули стол и кресла к камину. Затем они расставили тарелки и покинули комнату через главные двери, которые последний из выходивших бесшумно затворил за собой.
– Когда я поднялась наверх утром, ты ещё спал, – проговорила Зоя. – Не хотелось тебя беспокоить.
– Подойди сюда, – сказал он.
– Иди завтракать, – сказала она.
