Хоар, как он обычно делал каждый вечер, разложил халат Марчмонта на спинке кресла, под рукой. Она взяла его и развернула перед ним, играя роль его камердинера.
Герцог мысленно продолжал посыпать голову пеплом в раскаянии.
Он слез с кровати, надел шлёпанцы и послушно вдел руки в рукава халата. Затянув пояс, он заговорил:
– Я должен просить у тебя прощения, Зоя. Я отвратительно повёл себя прошлым вечером.
– О, благодарю тебя, – она бросилась ему на шею, обнимая его в своей обычной импульсивной манере.
Марчмонт обнял её и крепко сжал в руках:
– Я никогда, ни за что не должен был принимать сторону Харрисона против тебя. Не знаю, о чём я думал. Очевидно, я не думал вообще. Прости меня, пожалуйста.
Он зарылся лицом в волосы жены и вдохнул её аромат, чистый, тёплый и летний.
Некоторое время он стоял, просто обнимая её.
Её не было так долго. Она вернулась. И принадлежала ему. Он сделал её своей. Его никто не принуждал. Теперь его долгом было присматривать за ней и чтить её, эту обязанность никто не заставлял его взять на себя. Он дал своё слово, по доброй воле, в тот самый момент, когда сказал «Беру тебя в жёны».
Спустя какое-то время Зоя отстранилась.
– Спасибо, – проговорила она. – Мне было нелегко подняться сюда сегодня утром. Но теперь, когда я прощена…
– О, нет, – перебил Марчмонт. – Это я просил тебя о прощении. Я ещё не решил, простить ли тебя.
Её глаза расширились, и он захохотал:
– Шутка, Зоя. Не мог удержаться. Боже милостивый, что тут прощать? Я сказал, что ты можешь делать всё, что угодно тебе, а не Харрисону.
– Пойдём, давай позавтракаем, – сказала она. – Нужно поговорить о цифрах, и вряд ли ты это сможешь выдержать на голодный желудок.
– О цифрах, – повторил он.
У него возникло дурное предчувствие от одной перспективы заняться подсчётами. Она просматривала долгие колонки цифр. Она их записывала. Хотя ей удалось оттереть кляксы с лица, слабые пятна от чернил остались у неё на пальцах.
Зоя взяла Люсьена за руку, и тот позволил ей отвести себя к столику для завтрака.
– Это самая тёмная часть комнаты, – произнёс он, – я думал, ты предпочтёшь, завтракать на свету. Мои окна выходят на сад.
– Я предположила, что сегодня утром у тебя будет болеть голова, – ответила она.
– Я и близко не напился так, как собирался, – сказал Марчмонт. – Пьянствовать оказалось далеко не так весело, как считается.
Он отодвинул для неё кресло, и она села. Он уселся напротив. Совсем недалеко. Так было куда интимнее, чем даже в комнате для завтраков, наименее формальном из всех помещений дома.
Они ели какое-то время в приятной тишине. Люсьен привык к тишине и к одиночеству. Но он знал, что Зоя упивается тишиной после столь бурных трапез в Лексхэм Хаусе. Сам он был доволен просто тем, что она сидит рядом и не собирается швырять в него вещами.
Кажется, он начинает нехорошо, по-глупому привязываться к своей жене.
Когда, наконец, Марчмонт опустил столовые приборы, Зоя вытащила несколько листов писчей бумаги из кармана, скрывавшегося среди складок её платья.
– Это, должно быть, итоговые цифры, – проговорил герцог, разглядывая бумаги с отвращением.
– Несколько заметок, всего лишь, – сказала она. – Только некоторые примеры, чтобы проиллюстрировать основную предпосылку. Она заключается в том, что тебя чудовищным образом обсчитывают и поставляют чрезмерное количество провизии, и что, говоря вкратце, слуги твоего дома тебя обманывают.
Это было, вероятно, последним, что Марчмонт ожидал от неё услышать. Слова он понимал, но их смысл до него не доходил. Он посмотрел на документы в её руке. Он посмотрел на неё и её встревоженное выражение лица.
– Я не ожидала такого в столь безупречном хозяйстве, – говорила Зоя. – Я не подозревала ничего, пока Харрисон не поднял шум по поводу моего ознакомления с записями. И даже тогда обман был лишь одной из возможных причин, пришедших мне на ум.
– Харрисон, – сказал герцог. – Обманывающий меня.
Речь понемногу возвращалась к нему, несмотря на онемение.
– Первым, что я заметила, было количество провизии, – продолжала Зоя. – Это могло быть правдой, если бы ты развлекался ежевечернее в самой расточительной манере. Но я знаю, что это не так. Ты большей частью обедаешь вне дома, согласно Осгуду, который ведёт учёт всем твоим приглашениям и встречам. Я ещё не посылала за твоим поваром, либо за теми, кто имеет отношение к закупкам, чтобы услышать, как они поясняют количества и цены. Я не хотела делать этого, пока не поговорю с тобой.
– Я не…
Марчмонт вспомнил, как она сидела в библиотеке, роясь в книгах, когда было далеко за полночь. Она осталась там, когда он ушёл, в дурном настроении.
Прошлым вечером, поздней ночью и ранним утром она сидела и считала.
– О, Зоя, – он протянул руку, и его жена вложила в неё свои заметки. Он поглядел в них, буквы и цифры окутывал густой туман.
– Я знаю, что такие вещи случаются, – говорила Зоя. – Сёстры меня предупреждали. Они сказали, я должна немедленно проверить все счётные книги и поговорить с прислугой высшего ранга, чтобы дать понять, что я понимаю, как управлять хозяйством. Они сказали, что мне следует быть твёрдой с самого начала, или останется пустота, и другие придут, чтобы её заполнить. Тогда я навсегда утрачу контроль. Я знала, что это правда, потому что именно так происходит в гареме.
Герцог не понимал ничего. Он унаследовал титул. Он унаследовал своё положение в этом мире. Ему не приходилось самоутверждаться или доказывать, кем он является. Он просто был герцогом Марчмонтом.
– Бывает, что кухарка, либо кто-то другой, заказывает продовольствия больше, чем может быть использовано, и продаёт излишки. Иногда они заключают сделку, допустим, с мясником. Он выставляет счёт на завышенную сумму, а доход они делят пополам. Но это только еда и напитки. Твои счета за прачечную просто нелепы, даже для столь модного джентльмена. Отдельные счета от портного мне показались фальшивыми. Я не удивлюсь, если мы обнаружим, что некоторые из торговцев, чьи имена фигурируют в списке, вообще не существуют, – продолжила она.
Марчмонт невидящим взглядом уставился в бумаги в его руке.
– Прости, – сказала Зоя. – Ожидалось, что будут выявлены небольшие злоупотребления. Такое встречается повсюду, и избежать их почти невозможно. Но это превосходит всё, что я могла ожидать. Это очень, очень безнравственно. Предательство доверия самого худшего рода.
Первоначальный чистый шок уступил место разгоравшейся ярости. Харрисон, которому он доверял, который стоял перед ним вчера, такой почтительно корректный.
Часть его всё ещё не могла принять это.
