Поскольку миссис Данстан могла сказать им лишь, где Харрисон находился в последнее время, у Марчмонта больше не было к ней вопросов. Зое было нечего добавить. Он проделал отличную работу, спровоцировав женщину раскрыть то, что ей было известно.
Она так и сказала ему в карете по пути домой.
– Знаешь, она права, – сказал Марчмонт. Он смотрел через окно экипажа на освещённую фонарями улицу, где пешеходы были лишь безымянными фигурами, спешащими по тротуарам. – Это был самый замечательно ухоженный дом. Они блистательно выполняли свою работу. Я воспринимал их услуги как должное.
– Но так и должно было быть при хорошей прислуге, – ответила Зоя.
– Я это понимаю, – продолжил он. – Но мне также известно, что если бы я уделял хоть малейшее внимание, проявлял немного интереса, хотя бы эпизодически, ничего подобного бы не произошло.
– Ты не можешь этого знать, – возразила его жена. – Некоторые люди просто бесчестны по натуре. Многих развращает власть. Харрисон, не будучи лордом, в своем мире обладал огромной властью.
– Если он был безнравственным человеком, я должен был стать тем, кто это обнаружит, – проговорил герцог натянуто. – Поскольку я не сделал этого, то подверг опасности твою жизнь.
– Не вижу никакой связи, – сказала Зоя. Они сидели вместе на одном сиденье кареты. Она подвинулась ближе и взяла его за руку. – Ты умный мужчина, гораздо умнее, чем притворяешься, но твоя логика никуда не годится. Если Харрисон сошёл с ума, то болезнь кроется в его мозгу. Ты виновен в этом не более, чем в состоянии любого бедняги из Бедлама. Если он не безумен, тогда он просто порочен. Не ты сделал его порочным. Ты не развращал его. Он сам выбрал свой путь. На вакансии слуг высокого ранга он подбирал людей, которых мог подкупить. В качестве слуг низшего звена он выбирал тех, кого мог запугать.
Она переплела его пальцы со своими:
– Я тебе говорила, что умею управлять хозяйством. Теперь, когда нарушитель спокойствия покинул дом, всё будет хорошо.
– Ничего не будет хорошо, пока я не увижу, как его повесят, – сказал её муж.
– Сыщики Боу-стрит его найдут, – проговорила Зоя. – Ты герцог Марчмонт, и ты предложил большую награду. Они оставят все другие дела, чтобы выследить его. Ты говорил, эти люди хорошо знают Лондон. Они должны его знать так же хорошо, как Харрисон, или лучше него. В этом заключается их работа. Они зарабатывают на жизнь тем, что ищут людей. Ему не ускользнуть.
– Не ускользнуть, – его хватка на её руки заметно усилилась. – Мне не важно, сколько это будет стоить. Я увеличу награду вдвое. Втрое, если будет необходимо.
– Они его найдут, – говорила Зоя. – Оставь это им. Мы поедем на вечер к леди Стаффорд и сосчитаем, сколько людей наступят нам на ноги и сколько локтей попадут нам в рёбра. Мне надеть сиреневое платье или синее?
– Мы не поедем на раут, – сказал Люсьен. – Мы едем домой, и ты будешь оставаться там до тех пор, пока этот человек не окажется за решёткой.
Глава 17
На мгновение Зоя утратила способность думать, не говоря уже о даре речи. Как будто она свалилась в глубокий холодный колодец.
Оказаться дома взаперти, кто знает как надолго, после того, как она только вкусила свободы, и в то время как все остальные вокруг неё оставались свободными – а у неё не будет даже компании и развлечений, которые были в гареме.
Её сердце пустилось вскачь, и мозг работал впустую.
Прошлое нахлынуло на неё в ледяной волне паники – момент, когда её схватили на базаре… Голоса, говорившие на чужом языке… Темнота… Мужчины, прикасавшиеся к ней… Она звала отца, пока ей не заткнули рот кляпом… Напиток, который ей насильно влили в горло, он вызывал странные сны, но не приносил полного забвения… Рабы, срывавшие с неё одежду.
Зоя отбросила воспоминания и заставила себя поглядеть в окно, медленно вдыхая воздух. Это Англия. Она в Лондоне, со своим мужем. Она в безопасности, и всё, чего он хочет – уберечь её от беды.
Люсьен расстроен, напомнила она себе. Когда мужчины расстраиваются, то руководствуются инстинктами, которые не всегда рациональны. Она сама была обеспокоена тем, что произошло, хотя эта опасность была пустяком в сравнении с тем, с чем ей приходилось жить в гареме, день за днём и ночь за ночью.
Она заставила себя ответить спокойно:
– Я знаю, что ты хочешь меня защитить, но это несправедливо.
– Харрисон не справедлив, – сказал Марчмонт. – Мы имеем дело либо с безумцем, либо со злодеем. Ты сама так говорила. Ему ничего не стоило жестоко напасть на бессловесное животное. Его не беспокоило, что сделает в панике обезумевшее от боли существо. Его не волновало, кто ещё мог бы пострадать, когда лошади понесли. Нельзя предугадать, как он поступит.
– Нельзя предугадать, как долго займут его поиски, – возразила Зоя. – Это могут быть дни и даже недели. Что, если он одумается и уедет из Лондона, как ему и следовало сделать? Что если он свалится в Темзу и утонет? Его тело может быть не найдено никогда. Ты меня сделаешь узницей в Марчмонт-Хаусе на неопределённое время?
– Я тебя не делаю узницей, – ответил герцог. – Я хочу быть уверенным, что он до тебя не доберётся.
– Для меня это тюрьма, – проговорила она. – Тебе следует это понять. Я думала, что ты понимаешь. Меня держали в клетке двенадцать лет. Я жила в громадном доме, даже больше твоего – в огромном дворце с огромным, обнесённым стеной садом. Тюрьма остаётся тюрьмой, независимо от того, насколько она красива или как велика.
– Это не одно и то же.
– Для меня это одно и то же, – сказала Зоя. – Я не вынесу заточения.
– А я не вынесу, если подвергну риску твою жизнь, – ответил Марчмонт. – Пока мы не узнаем, что он за решёткой, или умер, или находится за пределами страны, ты будешь оставаться дома. Ты сказала, что сыщики его найдут. Ты сказала, что у них есть все причины сделать это быстро. Ты уверяла меня в этом. Теперь уверь сама себя.
– Ты не можешь держать меня в доме.
– Могу и буду. Не будь ребячливой, Зоя. Это для твоего же блага.
– Ребячливой? – Возмутилась она. – Ребячливой? Я жизнью рисковала ради свободы. Ты не знаешь, что бы они со мной сделали, если бы поймали. Я рисковала ради этого.
Она указала рукой в окно, где призрачные фигуры спешили по тротуару, всадники и кареты двигались по оживлённой улице.
– Я рисковала всем, чтобы жить в мире, где женщины выходят из домов за покупками и навещают своих подруг, где они даже могут говорить и танцевать с другими мужчинами. Двенадцать лет я мечтала об этом мире, и это превратилось в мою мечту о рае: место, где я могла бы свободно передвигаться, среди людей. Где я могла бы посещать театр, оперу и балет. Двенадцать лет я была забавной зверушкой в клетке. Двенадцать лет меня выпускали только ради потехи понаблюдать, как я пытаюсь убежать. Теперь у меня есть собственная лошадь, и я могу кататься в Гайд-парке…
