– Давай извлечём тебя из этого мокрого полотенца.
Марчмонт освободил её от мокрого полотенца и обсушил с помощью другого, перед камином. Он играл роль камеристки, опустившись перед женой на колени. Он поставил себе на бедро её стройную ногу, осторожно вытирая, и Зоя задрожала.
Люсьен посмотрел снизу вверх, и там была она, со своей сливочно-белой кожей, с вкраплениями розового в особых местах и золотым пушком между ногами. Сама цветущая женственность, она взирала на него с чем-то таким в голубых глазах, чему названия он не знал. И как он мог знать, если никогда не заботился о том, чтобы читать женский взгляд?
В её случае ему не нужно было и читать. Возможно, в конце концов, они просто понимали друг друга. Возможно, так было всегда.
Марчмонт провёл рукой от её ступни вверх, по икре к колену, и вдоль бедра к тому холмику, для которого у неё было столько названий.
– Твой Золотой Цветок, – прошептал он, перебирая пушистые завитки, всё ещё влажные от купания. – Твой Дворец Наслаждения.
– Моё Тайное Убежище, – сказала она, запустив пальцы в его волосы. – Моё Спрятанное Сокровище, и мой Трон Любви, и моя Львиная Голова.
– Твоя Львиная Голова? – Люсьен легонько погладил её.
Ласкам Зоя тоже дала имена: Дразнящее Перо, Мягкая Перчатка, Прикосновение Огня.
– О, да, – проговорила она. – Эта часть меня очень опасна, когда жаждет заняться любовью.
Она пропустила его волосы через пальцы.
– Волосы моего возлюбленного подобны шёлковистому свету свечей, – сказала она. – Мой возлюбленный как свет в ночи, как первые лучи солнца на горизонте, и как последние лучи тоже. Мой любимый есть мой свет.
Он посмотрел вверх, встретившись с ней взглядом:
– Лучше чтобы именно я оказался тем любимым, о котором идёт речь.
Зоя засмеялась и отпустила его. Она распрямила руки над головой, потянулась, как кошка, и он увидел, как поднялись её прекрасные груди. Она была так естественна в своей наготе. Как он мог подумать о том, чтобы подавить душу, столь вольную?
– Любимый мой бросается на меня, подобно тигру, – произнесла она.
Люсьен сжал ей ягодицы и прижался губами к Тайному Сокровищу, ощущая, как она дрожит.
Он ласкал её губами и языком, чувствуя, как сжимаются пальцы Зои, в то время как её тело трепещет от удовольствия.
Позже, доведя жену до пика и заставив кричать, он руками вернулся к её коленям и опустил её на пол.
Её глаза потемнели и потеряли фокус, лицо горело.
Она отдалась страсти в своей решительной и ясной манере. Она уловила его настроение – или он уловил её – и просто уступила чувствам.
Сегодня чувства были бурными.
Зоя села на ковёр, раздвинув ноги, и он опустился между ними. Она распахнула его халат и провела руками по коже, теперь наступила его очередь содрогаться, пока она обследовала его, пробегая пальчиками по мускулам, которые сокращались от её прикосновений. Она исследовала его так, словно он был для неё новым, незнакомым любовником… и в то же время она знала его так же хорошо, как саму себя, и знала, что он принадлежит ей.
Она с самого начала была такой, обращаясь с его телом легко и без колебаний, как со своим собственным. Но сегодня между ними было нечто большее, чем просто страсть.
Ты – это всё, что у меня осталось.
Это было то самое, что было похоронено в самом глубоком тайнике его сердца, в тёмном шкафу, который он был не в состоянии удерживать закрытым с того дня, как она возвратилась. Он произнёс слова, и они всё ещё пульсировали в его сердце.
Она была всем, что у него осталось, и она была драгоценна для него.
Марчмонт тоже водил пальцами по ее телу, так же как она прикасалась к нему. Он гладил её кожу, над упругой грудью и вдоль нежных ямочек ключиц. Он проследил линию её талии и изгиб бёдер, нежные косточки запястий и лодыжек, и Зоя потягивалась под его руками, его неутомимая тигрица этой ночью.
Люсьен одной рукой схватил её за волосы, а другой сжал подбородок, крепко целуя. Зоя отвернулась, как будто вырываясь. Он притянул её к себе, и она откинула голову назад, засмеявшись своим низким манящим смехом. Он раздвинул ей бёдра и ворвался в неё, и она снова засмеялась, обнимая ногами его за талию.
Мы оба немного сошли с ума, как сказала Зоя, и, возможно, она была права.
Они соединялись этой ночью как обезумевшие в долгом и яростном совокуплении так, словно больше не оставалось времени, как будто в первый и последний раз.
Так, по крайней мере, думал об этом позднее сам Марчмонт.
Сейчас, пока он находился в ней, в его мозгу не было ничего, не существовало ничего во всём мире, кроме Зои и этого момента, кроме жара и наслаждения устроенной ими любовной бури.
Она расходилась и утихала, и начиналась опять. Потом Зоя выкрикнула снова и снова слова, которых он не понимал, и одно, понятное ему: его имя. Тогда он позволил себе излиться в неё и опустился на неё. Он лежал на ней несколько мгновений, чувствуя, как бьётся её сердце против его груди. Затем он скатился с неё и лёг рядом. Он притянул Зою к себе, уткнувшись лицом ей в шею.
Так она лежала, слушая, как его дыхание замедляется.
Она дорога ему, и он дорог ей, и это было важнее всего.
Карим в ней души не чаял и осыпал драгоценностями, но она осталась для него игрушкой. Разочаровавшись в ней, он бы отослал её – или даже убил бы – без лишних раздумий.
– Между нами не было уз, – прошептала она.
– Это было по-английски, – сказал Марчмонт. – Но я не совсем понимаю.
– Неважно, – ответила она. – Спи.
– Как я могу спать в такое время? – проговорил он.
Зоя немного повернула голову, но видеть его она не могла. Она почувствовала, что он тоже поднял голову. Люсьен щекой потёрся об её щёку.
– Я думал, что понимаю, что с тобой произошло, – заговорил он. – Но я понимал лишь некоторую часть. Когда ты рассказывала свою историю Джону Бирдсли, я подумал, что услышал всё, что мне требовалось слышать. Но, думаю, это было то, что я хотел услышать. Я не хотел знать о большем. Когда ты пропала…
Его голос прервался, и он сделал паузу.
– Если бы я был там, Зоя, то нашёл бы тебя. Но меня там не было. Я не мог вынести этой мысли. И тогда я заставил себя перестать. Я … Я не знаю, как именно это случилось. Но я перестал. Думать. Заботиться. После смерти Джерарда мне было тяжело продолжать жить, тяжелее, чем я делал вид. Когда ты исчезла, я, видимо, просто лишился сердца.
Зоя раньше не понимала. Всё, что ей было известно, когда она впервые увидела его после своего возвращения, это то, что Люсьен не был прежним. Её заключение принесло горе не только ей одной. Страдали её родители. Страдали её братья и сёстры, хотя, может быть, и не так глубоко, потому что они обзавелись собственными семьями.
