– Я бы получал гораздо больше удовольствия, если бы речь шла об обыкновенных житейских делах. Душевнобольной слуга, жаждущий убить мою жену, не самая обычная вещь.
Зоя села, откинувшись.
– В гареме всегда кто-то кого-то хотел убить, – сказала она. – Я слыхала, что в Константинополе во дворце султана это было ещё опаснее.
– Вот почему происходящее сводит с ума меня, а не тебя, – заметил Марчмонт. – Для меня это шокирующее. Для тебя обыденно.
– Если бы он находился здесь, – проговорила Зоя, – пытаясь отравить пищу или пробираясь в мою комнату с ножом, я бы знала, как поступить.
– Ты бы знала? – Заинтересовался он.
Она кивнула.
Герцог задумался ненадолго. Затем он встал с кровати и стал натягивать свой халат.
– Куда ты? – спросила Зоя.
– Вызвать прислугу, – ответил он. – Все эти разговоры об отравлении напомнили мне, что мы не обедали. Я умираю с голоду.
Марчмонт пересёк комнату и дёрнул за шнур звонка.
– К тому же, ты подала мне идею.
Глава 18
Понедельник, 11 мая
В газетах пишут обо всём. В других странах в них освещаются дела общественного характера; здесь, в дополнение, можно прочитать о частных подробностях. Приехал ли некий джентльмен в город? Вы узнаете об этом из газет. Строит ли он дом или покупает поместье? Они дают информацию. Он развлекает своих друзей? На следующий день все имена появятся в печати. Сменились ли в гостиной леди портьеры красного бархата с золотом на атласные белые с серебром? Сей факт публично оглашается.
Наблюдения американского посла мистера Раша относительно удивительной британской прессы, записанные им в своём дневнике, не отличались от замечаний, которыми он делился на обеде, где он с супругой и ещё несколько остальных избранных познакомились с младшей дочерью лорда Лексхэма.
Едва ли стоит удивляться тому, что удивительная британская пресса представила полный отчёт обо всех деяниях герцога и герцогини Марчмонт. Все, кто умеет читать, могли прочесть в газетах о том, что новая герцогиня произвела существенные изменения в штате дома и скоро примется за полное обновление Марчмонт-Хауса на Сент-Джеймс сквер.
Все, умеющие читать, могли также прочитать, что герцог Марчмонт собирается выехать на следующий день в Ланкашир по срочному правовому делу, связанному с его владениями.
Бывший управляющий его светлости, Харрисон, читать умел и занимался именно чтением, в то время как пил свой кофе в комнате, которую нанял в «Чёрной Лошади» на Хаймаркет сразу же после неожиданного бегства Мэри Данстан.
– В обычном случае представитель его светлости мог быть на его месте, – читал он вслух, как обычно делал, когда он и Мэри Данстан завтракали вместе. – Но дело о правах на рыбную ловлю, очевидно, достигло такой стадии, что потребовалось личное присутствие герцога, чтобы предотвратить тяжбу. Ох, конечно. Именно это заставило бы моего господина оставить Лондон в разгар Сезона и проделать путь в три сотни миль, в глушь Ланкашира. Права на рыбную ловлю, не смешите меня! Это всё она. Она выжила его из собственного дома.
Если бы Харрисон действовал на холодную голову, он бы избавил своего хозяина от бесчестья спасаться бегством от собственной жены. Но он поспешил и всё испортил. Дева Гарема не только не погибла в разбившейся карете, она отделалась едва лишь царапинами.
Она танцевала в тот же вечер – в Олмаке! Она – Дева Гарема – в Олмаке!
Порядочная леди осталась бы на двухнедельный срок в постели. Но она не леди! Неужели лишь горстка слуг способна увидеть, что она из себя представляет?
– Мы бы сказали ему, что она из простонародья, – сказал Харрисон так, будто Мэри Данстан была всё ещё с ним, как обычно, слушая. – Она устроила беспорядок в доме. Его светлость такого не потерпит. Он любит свой покой.
Он глубоко вздохнул.
– Я знал его лучше, чем он сам себя, разве нет? Такова была моя обязанность. Что он будет делать без меня? Куда он отправится в поисках покоя и тишины? В «Уайтс»? Этого достаточно для остальных, которым больше нечем заняться. Ему не подойдёт. Проводить в клубе дни и ночи? Невозможно. Он с ума сойдёт со скуки. Куда же ещё?
Харрисон соображал.
– Возвращаться к экстравагантной вдовушке было бы неразумно. Дева Гарема его выследит. Не избежать вульгарной сцены. Мне знаком этот тип женщин. Я знал с той секунды, как она попалась мне на глаза, что она не дочь лорда Лексхэма. Снова очередная принцесса Карабу, и она их всех одурачила. Даже Королеву. Не так уж трудно обмануть больную старуху.
Он вернулся к газете. Статья продолжала знакомить читателей с одним из шутливых замечаний герцога. Согласно неизвестному источнику в клубе Уайтс, Его Светлость на вопрос об его предстоящей поездке сказал: Если бы Ваша жена занялась ремонтом дома, Вы бы стали слоняться вокруг?
Харрисон повторил находчивый ответ вслух и засмеялся:
– Разве я не говорю всегда, что хозяин умнее всех в Лондоне? Стали бы Вы слоняться? Ха-ха. Вот это хорошо.
Его радость померкла, когда он вспомнил, что ему уже никогда не придётся услышать самому остроты герцога. Он не сможет войти в пивную, где собирается высший цвет лондонской прислуги, и поведать своим исполненным зависти друзьям о том, что его находчивый господин сказал или сделал.
– Где ещё мне найти такого как он? – проговорил Харрисон. – Где ещё я найду такое место? В Ирландии? Во Франции?
Он покачал головой.
– О, Мэри, Мэри. Как могли бы мы высоко держать голову, если бы опустились до такого: возглавлять одну из жалких лачуг, которые они в своих диких странах именуют гостиницами?
Но Мэри не было, чтобы ответить ему. Она убежала, и сыщики её арестовали, как он и предупреждал.
Естественно, сыщики искали его. Он знал, что они сосредоточились на дорогах, ведущих из Лондона. Он объяснял Мэри – у него в Лондоне есть друзья, очень много друзей, которые ему были обязаны и которые сделают всё, чтобы он не был схвачен. Они не станут рисковать тем, что он расскажет, что ему о них известно. Для него не было места более безопасного, чем Лондон.
– О, Мэри, Мэри. – Он печально оглядел пустую комнату. – Я сильно напился в тот день. Это тебя напугало, я знаю.
Харрисон не принадлежал к людям, пьющим без меры. Он напился из-за лошадей.
Он действовал слишком поспешно и поплатился за это. Ему ещё долго слышалось ржание лошадей, после того, как он убежал с Кинг-стрит. Даже закрыв глаза, он продолжал видеть кровь перед собой. Он начал пить и напился до бесчувствия, пока не перестал вообще видеть и слышать.
Харрисон всегда гордился лошадьми его светлости: это были самые красивые животные в Лондоне. Выскочив из Кливленд-ярда в тот день, он напал на них в приступе бешенства. Когда жгучий гнев рассеялся, он скорбел по ним.
