— Романа Шадрина? — спросил Гущин.
— Да, Рому. Он служил шофером у моего мужа уже тогда, всегда был предан ему всей душой. Он принял Надю как жену и полюбил. Родиошу принял тоже, он его усыновил с разрешения Валеры. Мы помогали им материально всегда.
— Поэтому так щедро помогаете и сейчас?
— Я очень виновата перед Надей. А Родиоша плоть и кровь моего мужа, которого я обожала.
— Поэтому вы не верите в его виновность? Именно потому, что он сын вашего мужа?
— Да.
— Или у вас есть какие-то иные причины для сомнений?
— Он сын моего мужа. Он мне дорог.
После паузы полковник Гущин произнес:
— Я признателен вам за откровенность, Вера Сергеевна. Попрошу завтра к четырем часам приехать вместе с дочерью в Главк в Никитский переулок. Я вызову специалиста из Института Сербского.
— Психиатра? — Вера Сергеевна так и вскинулась.
— Да, психиатра. Он побеседует с Мальвиной в вашем присутствии.
Глава 32
Отходы
Роман Ильич Шадрин-Веселовский в это утро по дороге из дома на кондитерскую фабрику остановил машину возле мусорных контейнеров у шоссе на въезде в поселок Черное озеро.
Он открыл багажник и вытащил два больших аккуратно завязанных мусорных мешка, плотно набитых, и, оглянувшись по сторонам, бросил их в контейнер.
— Нет, совсем не так я представлял себе нашу работу по розыску маньяка, — со вздохом сказал один из сидевших в машине, припаркованной возле бензозаправки на противоположной стороне шоссе. — Вообще девяносто семь процентов оперативной работы — это вот такое дерьмо разгребать.
— Сейчас разгребешь, — пообещал второй, сидевший за рулем, постарше. — Мужик чего-то оглядывается, по сторонам глазами шарит.
Оперативники терпеливо ждали, когда машина Романа Ильича скроется из вида. Тот, что постарше достал список предметов, которые они должны не пропустить в домашних отходах, если таковые там окажутся. В списке значились: колеса или какие-то другие части детской коляски, фрагменты бамбуковой ложки-рожка, рваный чехол от диванной подушки, любые деревянные щепки или доски, любая посуда из глины или осколки от посуды, любые предметы женской одежды, особенно женского белья.
Выждав еще минут десять — а то вдруг фигурант вернется, оперативники перешли шоссе и открыли мусорный контейнер. Черные мешки лежали сверху. Они не стали утруждать себя перетряхиванием содержимого на месте, а забрали оба мешка с собой.
Отходы дома Шадриных-Веселовских теперь проверялись регулярно, хотя мусор там любили копить и выбрасывали не часто — всего два раза в неделю.
Отходы особняка в Пыжевском старались проверить тоже. Однако там оказалось все гораздо сложнее. Мусорные баки для мусоровоза, навещавшего этот тихий уголок Замоскворечья по ночам, оказались на углу в непосредственной видимости камер особняка. Достать сразу что-то из контейнеров, как только мешки с мусором туда бросались, не представлялось возможным — это могли заметить. Приходилось ждать позднего часа. А к тому времени мусор в баках накапливался до предела, и определить, что из какого дома в Пыжевском или из окрестных переулков выброшено, было невероятно сложно.
Уже через час мешки с отходами из контейнера на шоссе лежали на столе в экспертном отделе местного УВД. Эксперт-криминалист уложил на стол большой железный лоток, надел резиновые перчатки, вооружился пинцетом и высыпал содержимое.
Гора дряни. Все слипшееся, осклизлое, сопревшее, туго утрамбованное в мешке.
Картофельные очистки, пластиковые коробки, почерневшая кожура от бананов, рваный полиэтилен, чайные пакетики, кофейная гуща из кофемашины, сгнившие объедки…
Эксперт-криминалист сосредоточенно ковырял пинцетом всю эту вонючую кучу. Тот же самый список, который имели оперативники, он уже успел выучить наизусть.
Затем достал второй железный лоток и опустошил туда второй мусорный мешок.
Все то же самое, плюс использованные гигиенические пакеты, плюс пять непарных рваных носков — двое детских и трое мужских, плюс выдавленные тюбики зубной пасты, банка с пожелтевшим кремом, пластиковые корытца из-под фасованных полуфабрикатов и слипшийся ком оберточной бумаги.
Эксперт очистил его пинцетом, раскрыл. Затем вытащил руками из мусора, уложил на специальную подставку и начал аккуратно расправлять. Он искал этикетку или товарный чек, если тот еще не распался от влаги и гнили.
Мокрая бумага ползла под пальцами. Однако то, что он хотел найти, оказалось в самой середине скомканной массы и не слишком пострадало. Эксперт отогнул край бумаги пинцетом.
Товарный чек. Все реквизиты до сих пор читались довольно четко. Эксперт-криминалист сверился с другим списком.
И сразу же схватился за мобильный — звонить в Экспертно-криминалистическое управление Сивакову.
Глава 33
Гипноз
— То, что вы мне рассказали, крайне любопытно. Если, конечно, вы правильно интерпретировали то, чему стали свидетелями. Это очень редкое заболевание, и ввиду его редкости долгое время само существование этого явления ставилось под сомнение. Хотя в медицинской литературе и описаны некоторые достоверные случаи, однако в большей степени факты оказывались неподтвержденными.
Старичок в синем костюме поднял руку, украшенную обручальным кольцом, и мягко с укором погрозил — нет, не притихшему полковнику Гущину и не затаившейся на дальнем конце стола для совещаний Кате, а словно этим самым «неподтвержденным фактам».
Сухонький, как мумия, нудный, как зубная боль, в старомодных золотых очках профессор психиатрии Давид Гогиадзе — еще один профессор в этом запутанном уголовном деле — ведущий консультант по вопросам судебной психиатрии Института имени Сербского.
Несмотря на свой почтенный восьмидесятилетний возраст, он до сих пор считался лучшим специалистом по самым спорным случаям и приехал в ГУВД в Никитский переулок по первому звонку полковника Гущина лично.
— Ее мать сама назвала вам диагноз? — спросил он.
— Да, раздвоение личности. Только она назвала это по-ученому как-то, — ответил Гущин.
— Диссоциативное расстройство идентичности?
— Во-во, это самое, что это такое, Давид Георгиевич? Психоз?
— Нет, это не психоз и не шизофрения. И не синдром. Это психический феномен — диссоциативное расстройство. Очень редкое явление. Принято считать, что в какой-то момент у больного происходит разделение личности, расщепление на две половины, так что складывается впечатление, что в теле обитают сразу двое. Два «Я», которые сменяют друг друга.
— Так все и было. Сначала она разговаривала с нами нормально. А потом вдруг, я не знаю как, но в ней появился ребенок. Девочка совсем маленькая.
