Диана подошла почти вплотную, заглянула в его глаза.
– Мы увидимся сегодня?
– Вряд ли. Мне еще одного человека надо найти и поговорить с ним. По поводу нашей легенды.
– А потом? – Диана искательно заглянула Василию в глаза. – Вечером?
Щепкин кашлянул, чуть поморщился.
– Дана, – в самом начале их отношений он называл ее так, шутливо сравнивая с древней богиней. – Я же говорил тебе, что не могу… с подчиненным…
– Ох, какой вы зануда, капитан! – Диана стрельнула глазами по сторонам.
Их никто не слышал, официанты держались в стороне, а соседние столики были пусты.
– Могу, не могу… Я не тургеневская девушка, капитан Василий! Не монашка и не ханжа. Я женщина. И как каждой женщине, мне нужно чувствовать интерес мужчины к себе. Его страсть, желание, похоть даже. Любовь… если она есть.
Щепкин недовольно мотнул головой. Откровенность Дианы всегда его удивляла и немного раздражала. Хотя до пошлости Холодова не скатывалась, но говорила всегда прямо, без затей. И тем заводила Щепкина в тупик.
– Я может, и в отделении работаю из‑за тебя. Терплю все эти операции, разработки, слежки, поиски, чтобы видеть тебя рядом.
– То есть я – стимул твоей работы? – попытался перевести все в шутку Щепкин. Разговор его уже тяготил.
– Ты стимул моей жизни, Вася. Разве это плохо? Чувство поддерживает, помогает, дает силы и желание идти дальше. Сильное чувство порой помогает совершать невозможное.
Диана дотронулась рукой до груди капитана, провела пальцами по рубашке. Щепкин почувствовал тепло от ее пальцев и понял, что хочет обнять девушку.
Диана вдруг убрала руку.
– Вот если бы не встретила тебя, наверняка ушла бы со службы. Открыла бы сейчас какой‑нибудь салон. Предсказаний и тайн…
– Ты умеешь гадать?
– В моем роду цыган вроде не было, – улыбнулась Диана. – Хотя за дальних предков не поручусь. Вдруг какая‑то молодая цыганка окрутила юного баронета… или графа?!
Она украдкой вздохнула, тронула веко, словно смахивая с него слезу.
– Нет, Вася, женщине не нужно быть цыганкой, чтобы уметь читать людей. Их мысли, желания, надежды. Умной женщине, – она отвела взгляд, погрустнела. – И нас читать так же легко. Если есть желание.
Щепкин почувствовал неловкость. Внезапная исповедь женщины, к которой он больше не испытывал прежних чувств, тяготила. Но оттолкнуть Диану или остановить ее он не мог. Все же она была ему близка.
Он бросил взгляд в другой конец зала. Белкин и Гоглидзе о чем‑то говорили, подчеркнуто не глядя в их сторону.
Капитан осторожно поднял голову Дианы за подбородок пальцами. Заглянул в глаза.
– У тебя глаза все еще красные. Что с ними?
Диана порхнула ресницами, отвела взгляд. Ответила глухим тихим голосом, словно нехотя:
– Полночи плакала. Убила ведь человека. Хоть и врага, но все же…
– Ты молодец! Если бы промедлила…
– Знаю. Но все равно жалко.
Убила‑то она троих, но напоминать об этом Щепкин сейчас не хотел. Во вчерашней драке он тоже одного уложил наповал, а еще одного все никак не приведут в себя в госпитале. И Белкин кого‑то приложил намертво. В отличие от драки настоящий бой всегда заканчивается чьей‑то смертью, в лучшем случае увечьем.
– Успокойся, – сказал он. – Езжай домой, отдохни. Я вечером позвоню.
– Лучше я, – вздохнула Диана. – У нас что‑то со связью. Слышимость плохая. Чинят, наверное.
– Хорошо, звони.
Капитан наклонился, тронул губами ее висок, отступил и повернулся к лестнице. Диана проводила его долгим взглядом и пошла к столу.
14
Отыскать Зинштейна оказалось не так просто. С прежнего места съемочная группа уехала, искать их по городу – только время тратить. Пришлось звонить Игнатьеву и через него просить полицию. Там и подсказали, где могут быть режиссер, артисты и прочий люд, причастный к съемкам.
Потом Игнатьев вспомнил о своем приятеле издателе и позвонил ему. Тот просветил подполковника о том, где и как проводят время творческие люди, в какие рестораны и трактиры ходят, у кого в домах собираются, назвал имена двух меценатов, всегда готовых предоставить творческой богеме не только деньги, но и свои хоромы.
Издатель связался с кем‑то из знакомых, тот позвонил своему приятелю – и так по цепочке вышли не только на адрес Зинштейна, но и на те места, где он мог быть.
– Если у него все в порядке с деньгами, искать следует в «Дононе» или «Кюба», хотя в последнем бывает редко. Если он на мели – трактирчик в подвале через две улицы от «Мясоедова». Не такая дыра, как последний, но все‑таки, – просветил капитана Игнатьев и от себя добавил: – Оказывается, примечательная личность. Говорят, безумно талантлив, оттого бывает высокомерен. Снобизмом не страдает. А в охранном говорят – среди знакомых были сомнительные личности.
– Ну к сомнительным можно отнести кого угодно, – усмехнулся Щепкин. – Даже меня.
– Хорошо, я подскажу охранке, пусть обратят внимание! – раскатисто засмеялся Игнатьев и попрощался.
Щепкин рассудил, что после разрыва с режиссером Зинштейн вряд ли станет пировать у «Кюба», и поехал в трактир. Если и там Зинштейна нет, придется ждать у дома или искать у знакомых, о которых теперь капитан знал.
Но ему повезло. «Последователь Халтурина и первый террорист синематографа» был на месте. Он сидел за отдельным столиком у перегородки и задумчиво ковырял вилкой в тарелке. На еду не смотрел, взгляд уставился на перегородку. Выглядел Зинштейн злым и грустным одновременно.
В трактире было мало народу, заняты всего три столика, посетители вели себя тихо. Половой сновал между столами безмолвной тенью.
Щепкин шел по небольшому залу, на ходу прикидывая, как ловчее выстроить беседу и чем зацепить этого парня, чтобы тот дал согласие на участие в авантюре.
Половой, увидев нового посетителя, скользнул к нему, но встретив отрицательный жест капитана, застыл на месте. Бросил на Щепкина внимательный взгляд и склонил голову. Похоже, догадался, что за человек пожаловал. Чего‑чего, а умения с первого взгляда распознать визитера у работников трактиров, ресторанов, гостиниц не отнять. Устойчивый навык.
Щепкин подошел к столу легкой уверенной походкой, чуть склонил голову, веселым тоном спросил:
– Позволите? Не помешаю?
Зинштейн бросил на него косой взгляд, кивнул.
– Прошу.
Капитан сел, небрежно одернул полу пиджака, закинул ногу на ногу. С интересом посмотрел на соседа. Тот доедал бифштекс, запивая это дело каким‑то пойлом вроде кофе. Видимо, здесь кофе делать не умели вовсе.
