Бил он в иной манере, не так, как в савате, но сильно и быстро. Скорин отшатнулся, убрал голову и выстрелил сразу с двух пистолетов. Японец отлетел назад с двумя дырками в груди.
– Куда ж ты с голыми ногами на стволы?
Григорий заметил неподалеку ботинки японца. На одном не было каблука.
«Пулей, что ли, срезало?» – хмыкнул он и побежал к двери.
…Засевший за насыпью Браун не давал японцам высунуться. Меняя позиции, перебегая от бревна к бревну, Джек азартно палил попеременно из пистолета и револьвера, стараясь бить точнее.
Японцы сперва отвечали шквалом пуль, но потом, расстреляв боезапас, поутихли. Оставив двух стрелков, отошли. Этих двоих Браун видел, но достать не мог. Хорошо сидели.
В револьвере закончились патроны, и Браун бросил его на землю. Пополнил магазин кольта и опять начал выцеливать противника.
Скорее ему повезло, одного он точно зацепил в плечо. Но, неосторожно высунувшись, сам схлопотал пулю в левую руку. Благо та неглубоко вошла. Однако охладила пыл американца, и он стал стрелять реже. И патронов было маловато, и противник не вылезал.
Ладно, зато здорово отвлек на себя несколько человек и одного подшиб. Дальше пусть воюют русские, у них это здорово получается.
Еще один стрелок сидел за поленницей дров метрах в десяти от дома. Он услышал стук двери, обернулся и увидел Скорина. Пальнул навскидку, промазал.
Григорий рванул в сторону, через два шага вильнул в другую, выстрелил раз, потом еще и снова скакнул вбок.
Во время пребывания на Балканах он видел, как боевики из местных национальных освободительных движений стреляли из двух револьверов или пистолетов на ходу. У кого‑то получалось хорошо, у кого‑то не очень. Но огневая мощь такого стрелка была высока. Пять‑десять секунд он был королем, пока не заканчивались патроны.
Скорин тогда попробовал пострелять с двух рук, после нескольких тренировок стало неплохо получаться.
А финтить его научил еще Бертон, когда показывал, как уходить от брошенного ножа, камня. Финт (уход, выпад) помогал избежать удара. Конечно, все зависело от ловкости человека и от меткости противника.
Пуля не камень – просто так не уйдешь, но финты сбивали прицел. А ответная стрельба заставляла нервничать.
Японец и нервничал. Опять промазал, безуспешно ловя на мушку скачущего Скорина. А Григорий попал. Сперва в руку, потом в лоб. Японец рухнул на землю с разбитым черепком.
Больше врагов рядом не было. Скорин сунул за пояс второй пистолет и поспешил назад, к Щепкину.
Капитан лежал там же. Он пытался сесть, но руки не держали тело, и Щепкин падал на землю. Скорин подошел к нему, присел рядом. Щепкин с трудом открыл глаза, посмотрел на Григория.
– Худо, Василий Сергеевич?
Тот молчал. Дуло пистолета Скорина смотрело в грудь капитану. Нажать на спуск – и обещанная месть состоится. Легавый сдохнет. Как сдохли япошки. Надо нажать. Но палец застыл на крючке.
Злость на Щепкина выветрилась. Ушла, утекла. За долгий путь Скорин успел узнать лже‑продюсера. Он уважал его за силу, за твердый характер, за верность слову. Нормальным человеком оказался этот легавый. Но на нем кровь брата. А на других легавых кровь отца. И как быть?
– Скор‑рин… – выдохнул Щепкин, силясь сесть. – Откуда?
– Нашли вас, Василий Сергеевич. Я нашел… да вот думаю, не вам ли на беду?
Щепкин прищурился, закашлял и огромным усилием сумел лечь на левый локоть.
– Что?
– Брата моего ты убил, легавый. Кровь его на тебе.
Щепкин замотал головой.
– Какого брата?
– Мишку. В Питере, в трактире. Когда облава была. Помнишь?
Щепкин молчал. Ему было плохо, и он прилагал огромные усилия, чтобы не потерять сознание.
– Вот думаю, отомстить за смерть брата… А? – горько усмехнулся Скорин и опустил пистолет.
Стрелять в безоружного и беспомощного человека он не хотел.
– Не тому мстишь! – раздался вдруг за спиной женский голос.
Скорин быстро обернулся. В трех шагах от него стояла Диана. В правой руке пистолет, в левой сумочка и сверток.
– Брось ствол. Вот так. Мстить не тому собрался, говорю. – Диана скривила губы. – Я тогда стреляла в твоего брата. Чтобы он не убил Василия. Понял? Зря твой Мишка полез в драку.
Диана бросила на Щепкина печальный взгляд, в глазах явственно проступили слезы, но она сдержала себя.
– А теперь твоя жизнь в моих руках. Хочешь, подарю тебе?
Скорин посмотрел на пистолет, потом обернулся на капитана. Значит, не он?
– Что ты хочешь от меня?
Диана подошла ближе.
– Я спасу тебя, ты спасешь Василия. Идет?
– Что, дать слово вора? – ухмыльнулся Скорин.
– Не надо. Просто скажи.
– Хорошо. Уговор.
Диана убрала пистолет, подошла ближе. Достала из сумочки пузырек.
– Он должен это выпить немедленно. Иначе умрет. Потом отвези его к врачу. А это… – она отдала Скорину пузырек, потом бросила сверток на землю, – отдай ему, когда он придет в себя. Понял?
– Да.
Диана долгим взглядом посмотрела на Щепкина, потом резко повернулась и пошла прочь, сжимая в руке сумочку.
Скорин проводил ее взглядом и отвинтил крышку пузырька. Так‑то! Вместо мести он должен спасти Щепкина. Но слово дадено, значит, так тому и быть…
11
Идзуми нашел Кинджиро и Акину в комнате девушки. Они были мертвы. Тут же на полу лежал Кихо с вылезшими наружу глазами. Его явно удушили.
Смерть племянницы и секретаря заставила Идзуми вздрогнуть. Он на миг ослабел, кое‑как вышел в коридор и направился к комнате, где оставил Холодову.
Дверь комнаты была открыта, на полу лежал агент с женской заколкой в глазу. Эта змея обманула его! Идзуми испытал настоящий страх. Русские казались непобедимы. Они перебили почти всю охрану, а теперь вот‑вот найдут и его. Пора спасать жизнь. Черт с ними, с этими бумагами, надо бежать. Потом он найдет как оправдать себя в глазах руководства. Или просто выйдет в отставку. Но будет жить! А не гнить в проклятой русской земле!
В коридоре на Идзуми наткнулся уцелевший агент. Он был ранен в плечо, но вполне уверенно стоял на ногах.
– Идзуми‑сан, – сказал он. – Надо уходить. Наши люди убиты, русские рядом. У нас нет времени.
Идзуми собрал волю в кулак, ощутил прилив сил и уверенно сказал:
– Идем!
Они вышли к навесу. Здесь Идзуми поджидал еще один неприятный сюрприз. Голова Горо в луже крови и обезглавленное тело на земле. Нет, это какие‑то злые духи в теле русских!
