— Ой, спасибо, — всплеснула руками старуха. — Только не нужно.
— Как это?
— Есть у меня, сколько требуется. И на похороны хватит, и на поминки, и на памятник моему Юрочке еще останется.
На последней фразе голос старухи дрогнул. А подруги, вытаращив глаза, смотрели на старуху. Юрочка! Похоже, образ сына претерпевал в ее памяти обычные для всякой осиротевшей матери метаморфозы. Из никудышного пьянчужки и пустого человека покойник медленно, но верно превращался в светлого ангела. Таково уж свойство человеческой и чаще всего материнской натуры, что дорогие нам близкие, ушедший в мир иной, кажутся нам куда лучше, чем они, может быть, были в действительности.
Вот и Наталья Семеновна уже начинала забывать о том, как ее огорчал сынок, она помнила теперь одни лишь светлые моменты, связанные с ним. И чем дольше она проживет, тем более хорошим и даже просто прекрасным человеком станет в ее воспоминаниях ушедший сын.
Может быть, это и хорошо, но подруг насторожило другое. Откуда взялись деньги у Натальи Семеновны, которая, помнится, влачила бедственное существование на крохотную пенсию, которую у нее к тому же частенько таскал пьяница-сынок? Пусть зарплаты учителей, врачей или даже воспитателей в садиках стали более или менее похожи на деньги, на которые хоть как-то можно прожить, но вот размер пенсии стариков, особенно в областях, до сих пор близок к катастрофическому.
Конечно, рассуждают чиновники, в деревне человек по большей части питается тем, что выращивает сам или что растет и пасется возле него. Но если он больше уже не может содержать огород и скот? Тогда как? За свет и прочие коммунальные услуги платить ему все равно придется. Понятно, что в собственном доме плата будет меньше, но ведь есть траты, от которых никак уж не уйти.
Кто-то скажет, что есть различные социальные выплаты, которые помогут компенсировать все эти затраты. Но попробуй получи эти социальные льготы. Да еще если речь идет о старике, который собственной машины не имеет, а автобуса в их деревне не бывало даже при советской власти. Так что скопить из той нищенской пенсии, которая была у матери Боцмана, что-то на похороны себе или сыну Наталья Семеновна никак не могла. А если уж там и на памятник хватало, то это означало, что Наталья Семеновна начала копить на этот памятник прямо с момента своего рождения. Ну или с детского садика, это уж совершенно точно.
— Вам не нужны деньги? — поразилась Леся. — В самом деле?
— Да! У меня их теперь полно!
И словно в подтверждение своих слов она достала откуда-то из-под платка несколько смятых пятитысячных бумажек и помахала ими в воздухе.
— Это что же, вы всю жизнь копили? — вырвалось у Леси невольное восклицание.
И тут же она прикусила язык. Никогда не знаешь, как люди отреагируют на такое замечание. Возгордятся или наоборот обидятся?
Но старуха ничуть на нее за это не обиделась, а наоборот, вроде как даже и обрадовалась, что появилась возможность рассказать о небывалом чуде, которое с ней приключилось.
— Да нашла я! Клад мне на голову свалился!
— Клад? — невольно напряглись подруги.
Но тут же они подумали, что смятые бумажки в руках у старухи никак не могли остаться со времен прежних владельцев усадьбы. Тогда таких денег просто не было.
— Где же вы нашли свой клад?
— Нашла, представляете, просто нашла.
— Но где?
— Под кроватью.
— Что?
— У Юрочки под кроватью нашла. В коробке из-под обуви!
И Наталья Семеновна начала свой рассказ. Судя по тому, как он гладко у нее тек, бабка рассказывала свою историю только за сегодняшний день уже не первый раз.
— Как вы от меня вчера ушли, Матрона со мной еще немножко посидела, да я и ее прогнала. Одной мне хотелось побыть, с мыслями собраться, сосредоточиться, помолиться.
Помолившись, Наталья Семеновна приняла мужественное решение. Она займет, где и у кого только можно, добьется какой-то помощи от администрации, но сына своего похоронит достойно. В понимании Натальи Семеновны достойно — это в простом сосновом гробу и с крестом над аккуратным земляным холмиком, поросшим цветочками, за которыми она будет ухаживать. Ни на что большее фантазии бедной женщины не хватало. Да и нарисовавшаяся даже за такие похороны сумма казалась ей запредельной.
Но поразмыслив, Наталья Семеновна пришла к выводу, что многих трат можно и избежать. К примеру, костюм и обувь у покойника были. Костюм сохранился еще со свадьбы. Тогда Наталья Семеновна тряхнула мошной, купила сыночку самый настоящий парадный костюм. Юрка надел его всего один раз, а так как за эти годы сын не растолстел, Наталья Семеновна полагала, что костюм ему будет в самый раз.
И насчет обуви тоже беспокоиться было не нужно. Ботинки у Юрки были знатные — фирма «Саламандра», черные, как раз для похорон. Ботинки были приобретены для того же случая, что и костюм. И помогла приобрести эти невиданные в Торфяном обновки родная Юркина тетка, которая жила в городе и от души расстаралась для племянника. Конечно, Наталья Семеновна ей заплатила, но все же не столько, как если бы купила эти вещи у перекупщиков.
В девяностых в стране был тотальный дефицит хороших вещей. Официальные поставки из Германии, Венгрии и Польши на государственном уровне почти совсем прекратились. А в частных магазинах цены были такими, что у бедной Натальи Семеновны никогда бы не хватило денег. Но все сложилось в тот раз удачно. И такие красивые ботинки являлись в их семье своего рода символом минувшего успеха.
Наталья Семеновна хранила их в фирменной коробке, эти вещи напоминали ей о тех днях, когда казалось, все еще будет у нее хорошо. Сын вернулся из армии, женился…
— Кто же знал, что Юрка квасить так начнет? Сразу после свадьбы его и понесло. День трезвый, неделю пьет. Аннушка, жена его, через это дело от него быстро ушла. И развод оформила сразу же. Да я ее и не осуждаю. У нее как раз в это время в городе тетя умерла, квартиру ей оставила. Вот она вещи собрала да и уехала. Юрка с ней рванул было, а она ему условие поставила, мол, до первой рюмки. Ну, Юрка не выдержал, выпил, потом еще и еще, она его и турнула. Он потом к ней еще раз пять ездил, все семейную жизнь пытался склеить. Да и в городе ему шибко жить хотелось. Но даже ради этого он на горло собственной натуре наступить не мог. На бутылку и жену молодую, и жизнь в городе променял!
Но это были самые горькие слова, какие вырвались у старухи. Дальше пошли одни только положительные новости.
— Так вот, вытащила я костюм, надо же посмотреть, вдруг его за эти годы моль поела. А потом к ботинкам сунулась. Они у Юрки под кроватью, как он их на следующий день после свадьбы поставил, так они там и стояли.
И вот странное дело, пропивая обе их пенсии, Юрка ни разу не покусился ни на что из вещей, которые были в доме и были приобретены матерью.
— Что сам для себя покупал, все пропил. А то, что мне было когда-то подарено или что я сама покупала, того он не трогал, — со странной и какой-то даже болезненной гордостью рассказывала Наталья Семеновна о своем сыне. — Отец его все что ни попадя из дома тащил. А Юрка ничего такого себе не позволял. Так что ботинки на месте, я в этом не сомневалась.
