Жертвоприношение…
Некоторое время слово еще пометалось внутри ее черепной коробки, потом вроде бы угомонилось.
И все же, до тех пор, пока Кэсси не забылась новым, на этот раз бессюжетным и ничем не примечательным сном, шипение продолжало то и дело мучить ее своим мрачноватым рефреном: жертвоприношение… жертвоприношение… жертвоприношение…
Наступило утро. Она лежала в кровати под балдахином, а через окно, выходящее на восток, струился солнечный свет. Благодаря свету комната преобразилась и стала похожа на лепесток розы, поднесенный близко к лампе, - прозрачно-теплый и сияющий. Где-то заливалась птичка.
Кэсси села. Она попыталась вспомнить свой сон, но без толку - видения расплывались и ускользали. Нос был забит, вероятно, последствиями обильно пролитых вчера слез, а голова все еще немножечко кружилась. Девушка чувствовала себя так, как бывает, когда хорошо выспишься после тяжкой болезни или сильного огорчения - слегка чудно и умиротворенно, этакий штиль после бури.
Она оделась, направилась к выходу и, заметив валяющийся на полу халцедон, сунула его в карман.
Дом спал. Даже днем длиннющий коридор был те мен и прохладен - солнечный свет попадал сюда только из окон, расположенных в обоих концах коридора. Кэсси почувствовала, что дрожит, а настенные светильники вторили ей сочувственным перемигиванием.
Внизу света было больше, но и комнат тоже. Предприняв попытку их обследовать, девушка быстро заблудилась. Чудом оказавшись в прихожей, она решила больше не искушать судьбу и вышла на улицу, не вполне понимая, зачем. Наверное, ей хотелось осмотреться, поглядеть, как тут живут люди. Ноги послушно понесли ее вниз по длинной узкой сельской дороге мимо ряда домов. На улице в такую рань было пустынно. Только в башне хорошенького желтого дома сверкало окно.
Пока Кэсси пыталась рассмотреть, что же там наверху сверкает, в окне первого этажа наметилось движение. В центре комнаты, служащей кабинетом или библиотекой, стояла высокая стройная девушка. Когда она подошла и склонилась над располагавшимся в приоконной нише столом, лицо ее наполовину скрылось под водопадом умопомрачительно длинных волос. Эти волосы - Кэсси не могла оторвать от них взгляда - сияли, как тончайший покров, сотканный из солнечного и лунного света. И ведь натуральные, без всяких там темных корней. Как зачарованная, смотрела девушка на эту невиданную красоту.
Они были так близко: Кэсси стояла прямо за аккуратненькой живой изгородью, насаженной вплотную к дому, а златовласка - просто по другую сторону окна, лицо обращено к героине, но взгляд направлен вниз. Кэсси пыталась разглядеть, что у красавицы на столе. Тонкие изящные руки порхали, как райские птицы. Быстрыми ловкими движениями она растирала что-то пестиком в ступке. Может, специи?
Героине пришла в голову страннейшая мысль…
«Если девушка в желтом доме просто поднимет голову и выглянет в окно… Как только она посмотрит… произойдет нечто». Девушка еще не понимала, что именно, но на всякий случай покрылась мурашками радостного предвкушения. Она так остро чувствовала связь… какое-то родство. «Если бы она просто посмотрела в окно…»
«Заори, брось камень». Как только Кэсси всерьез озадачилась поиском подходящего булыжника, в окне опять начались перестановки: девушка с золотыми волосами оглянулась, будто отзываясь на чей-то голос, зовущий из глубины дома, продемонстрировав при этом юной шпионке фрагмент чудесного лица, будто умытого утренней зарей. Потом встала и торопливо вышла; шлейф лунно-солнечных волос проследовал за ней.
Кэсси перевела дух.
«Хорошо бы я выглядела! - рассуждала она по пути домой. - Конечно, лучший способ познакомиться с соседями - бросить пару камней им в окна».
Но, несмотря на все доводы, чувство убийственного разочарования не проходило: почему-то ей казалось, что второго шанса не будет, и у нее никогда не хватит смелости познакомиться с загадочной принцессой. У такой красавицы и без Кэсси друзей хватает. И, уж конечно, не Кэссиного полета.
После солнечной викторианской архитектуры приплюснутый квадрат бабушкиного дома выглядел еще ужаснее. Безутешная, Кэсси добрела до утеса, решив поздороваться с океаном.
Он встретил ее такой насыщенной синевой, что у девушки не находилось слов для ее описания. Она смотрела, как вода обнимает темную скалу, и чувствовала прилив необъяснимой силы. Ветер разметал ее волосы; она понаблюдала за тем, как утреннее солнце играет в прятки с волнами, и снова почувствовала… связь. Нечто пыталось войти в контакт с ее кровью, с чем-то спрятанным глубоко внутри. Все качалось таким загадочным: это место, эта златокудрая девушка! Кэсси верила, ответ где-то близко, еще чуть-чуть, и она поймет…
- Кэсси!
Девушка в изумлении обернулась; на крыльце старого крыла стояла бабушка.
- Что ты делаешь?! Ради Бога, отойди от края!
Внучка посмотрела вниз и сразу же почувствована головокружение: ее носки практически зависли над пропастью.
- Я не знала, что стою так близко, - оправдывалась она, делая шаг назад.
Бабушка окинула ее пристальным взглядом и сказала:
- Тогда иди сюда, я приготовлю тебе завтрак. Ты блинчики любишь?
Слегка смущаясь, Кэсси кивнула. Несмотря на то, что странный сон не давал ей покоя, сегодня она чувствовала себя намного лучше, чем накануне. Открытая дверь, массивная, тяжелая, не чета современным, милостиво впустила их с бабушкой в надежно охраняемые владения.
- Эта дверь служила парадным входом самого первого дома, еще до всех перестроек, - объясняла бабушка. Кэсси заметила, что сегодня старушка как-то слишком бодро передвигается на своей больной ноге. - Согласись, странно, что она ведет прямо в кухню? Но, видишь, так раньше жили. Может, присядешь, пока я буду жарить блинчики?
Кэсси вытаращила глаза - и было отчего: за всю свою недолгую жизнь она не видывала такой кухни. Здесь имелись все привычные атрибуты: газовая плита, холодильник, даже задвинутая в дальний угол деревянного прилавка микроволновка - но в остальном все было, как в кино. По центру комнаты располагался огромный очаг размером с гардеробную, и, хотя сейчас огня в нем не было, толстый слой пепла на дне указывал на то, что время от времени им пользуются. Внутри на перекладине поблескивал чугунный котелок. Очаг был увешан пучками сухих цветов и трав, источающих пряные ароматы.
Что же до женщины перед очагом…
Бабушкам положено быть белыми и пушистыми, с мягкими коленями и толстыми чековыми книжками. Эта же была сгорблена, грубовата, седа как лунь и обременена приличного размера бородавкой. Кэсси бы нисколько не удивилась, если бы старуха подошла сейчас к котелку и, помешивая варево, произнесла: «Труды и беды - скорее к соседу; работа, беда, давайте туда».
Девушка устыдилась собственных мыслей.
«Это же твоя бабушка, - возмущенно корила она себя, - единственная родная душа, кроме матери. Она не виновата, что старая и страшная. Так что не сиди, как чурбан. Скажи что-нибудь приятное».
