Дрожащей рукой Ривас пригладил волосы и достал из кармана приглашение. Что ж, вот я и пришел, подумал он и двинулся вперед. Он шел медленно, потому что каждый шаг требовал от него нелегкого выбора между необходимостью идти дальше и желанием бежать.
В верхней точке моста он задержался и огляделся по сторонам. Дворец Извращений, как он увидел отсюда, стоял на пересечении нескольких каналов, втекавших в него сквозь высокие арки. Он спустился с моста и подошел к крыльцу.
Из какого-то неприметного проема вышла и заступила ему дорогу полная фигура в капюшоне. На груди балахона светилась надпись: Я ПРИТАЩИЛ СВОЙ ПРАХ ВО ДВОРЕЦ ИЗВРАЩЕНИЙ.
– Прошу прощения, сэр, сегодня только по приглашениям, – пропел лишенный половых признаков голос.
Ривас протянул ему открытку.
Фигура под капюшоном повернулась к яркому электрическому свету и поднесла приглашение к глазам.
– О, простите! Вы почетный гость! Ступайте прямо: вас ждут.
Вся ситуация и без того уже напоминала сцену из страшного сна, но эта гротескная церемонность окончательно сбила Риваса с толку.
– Спасибо, – сказал он и, поднимаясь по ступенькам, поймал себя на мысли, что переживает за свой небритый вид.
Откуда-то сверху до него донеслось завывающее как ветер пение, и, задрав голову, он увидел деревянные химеры-горгульи, описание которых слышал как-то раз. Они извивались, размахивали суставчатыми деревянными руками и вертели головами. Ривасу говорили, что эти штуки кричат человеческими голосами, но сегодня он слышал только приглушенный рев, напоминавший голоса хлам-людей в Ирвайне.
Сквозь распахнутые двери он увидел устеленный ковром вестибюль. Он пожал плечами и шагнул внутрь.
В изгибе канала, в нескольких сотнях футов от Дворца, по поверхности воды разбежались круги от всплывшего обескровленного трупа.
Вот так-то лучше, подумало существо под водой. Теперь я хоть думать могу немного яснее. Значит, он считает, он сможет отделаться от меня, зайдя в это место, да? Простачок Грегорио.
Оно подплыло ближе, невольно корчась от жжения и зуда, несмотря на защищавший его слой воды. Он знает, как я ненавижу такие места, подумало оно. Вот потому он все время и ходит в них. Ничего, как только я доберусь до него, мы будем ходить туда, куда хочу я.
Оно оглянулось назад и вверх на покачивающийся в воде труп. Жаль, что в этом старом алкаше было так мало жизненных сил. Вот чего мне нужно сейчас, подумало оно. Если бы мне удалось высосать кого-нибудь сильного, я сделался бы сильным сам, сильным и твердым, – вот тогда я запросто заставил бы Риваса покориться.
Мысль эта была так приятна, что существо пробрала дрожь.
Ладно, сказало оно себе, пора двигаться. Нельзя же позволить Ривасу умереть прежде, чем ты до него доберешься. Оно взбрыкнуло лягушачьими лапами и поплыло к одной из арок в стене Дворца Извращений.
Еще одна фигура под капюшоном приблизилась к Ривасу, как только он вошел в низкий зал.
– Вот мы и встретились снова, мистер Ривас, – послышался из-под капюшона женский голос. – Господь будет доволен, что вы сочли возможным так быстро откликнуться на его приглашение. – Капюшон откинулся, и сестра Сью одарила его безумной улыбкой. – Можете считать себя польщенным, – сообщила она. – Он почти никогда не утруждает себя, приглашая кого-либо. По большей части он просто предоставляет им самим уплывать на запад.
Ривасу все-таки удалось справиться с инстинктивным желанием удариться в бегство и даже, как он надеялся, скрыть это желание. В настоящий момент, строго напомнил он себе, имеется много всякого, бояться чего стоит куда больше, чем эту девицу.
– Что ж, привет, сестра Сью, – произнес он, решив, что он вполне может проникнуться духом этого вечера. – Какое... нежданное удовольствие.
Изобразив на лице (не слишком, правда, убедительно) оживление, сестра Сью взяла его за руку и повела его по вестибюлю.
– По опыту нашего недолгого знакомства, – сказала она, – я заключила, что вы питаете пристрастие к музыке и выпивке. Первое, как вы наверняка заметили, здесь уже имеется. – Она явно имела в виду двутонное мычание. – Можем ли мы побаловать вас вторым?
Вся эта угрожающая обходительность, начиная с каллиграфического почерка на приглашении и кончая весьма правдоподобной имитацией светской болтовни, изрядно действовала Ривасу на нервы.
– Да, спасибо, – устало буркнул он. – Текила вполне сойдет. – По крайней мере предложение выпить являлось свидетельством того, что они не намерены оглушить его причастием. Запах моря в доме был еще сильнее, чем на улице.
Она провела его через все помещение к лестничному пролету. Они спустились по ступенькам к красиво облицованной разноцветными плитками, хоть и несколько кривобокой арке, и в руку Ривасу сунули стакан.
Он шагнул в проем и едва не выронил стакан из рук. Он стоял на некоем подобии причала в углу огромного собора... или зала, и на мгновение ему даже показалось, что он снова на улице, ибо промозглая сырость и легкий туман мешали разглядеть потолок. Свешивавшиеся на длинных цепях разноцветные фонари подсвечивали туман и отражались в просторном и, судя по всему, глубоком бассейне, занимавшем большую часть помещения. От стен выступали в воду широкие пирсы со стоявшими на них столиками; в нескольких местах через воду перекинулись мостики. Проем, через который попал сюда Ривас, был самым маленьким из дюжины окружавших зал по периметру, и Ривас испытал короткий, но острый приступ паники, сообразив, что зал и все в нем – пирсы, мосты, сходящиеся высоко над головой каменные своды – выглядит до жути хлипким. Колонн бы им раза в два побольше, подумал Ривас.
Большие многоугольные плоты свободно плавали по глади бассейна, и когда глаза Риваса свыклись немного с ошеломительными размерами помещения и обрели способность видеть относительно небольшие предметы, он разглядел, что на каждом плоту стоят столы, стулья и свечи, а в большинстве случаев и компании посетителей. Между плотами сновали в маленьких гондолах официанты; время от времени волны, поднятые ими, раскачивали плоты, вызывая ругань обедавших.
Один плот в самом центре искусственной лагуны оставался неподвижным – возможно, его удерживали на месте якоря. Вместо стола в нем виднелось несколько отверстий, пустых за исключением среднего и самого большого, в котором бултыхалось что-то, что Ривас принял за кожаное кресло. Пахло здесь так же, как в Ирвайне, – смесью рыбы и помоев.
Сестра Сью позвонила в подвешенный у входа колокол, и, хотя звук был не такой уж и громкий, разговоры за всеми столиками разом стихли. Монотонное пение тоже прекратилось, а предмет, который Ривас принял за кожаное кресло, выпрямился и оказался выступающей из воды верхней частью человеческого туловища с лысой головой, темной кожей – настолько растолстевшего, что Ривас с трудом поверил своим глазам.
– Мистер Ривас, – послышался липкий шепот, отдавшийся эхом в многочисленных каменных арках. – Как мило с вашей стороны посетить нас. – Тут до Риваса дошло, что это, должно быть, и есть сам хозяин, Нортон Сойер, Властелин Ирвайна и Венеции.
