Он сел прямо на снег и потянул варежку. Не поддалась. Потянул чуть сильнее, и она оказалась у него в руке; а под ней была рука, бледно-голубого цвета.
Вот и докопался до истины.
Александр не раз задумывался о каннибализме. Но до этого размышления были умозрительными, а теперь превратились в конкретные. Вот насколько разум, оказывается, зависит от плоти. Голод день за днем незаметно лепил из его психики иное, словно скульптор из мягкой глины.
«Но почему нет? Чем это мясо хуже любого другого? Днем позже, днем раньше…»
Нет, он не ждал, что за одну только мысль об этом темные небеса обрушатся ему на голову, или земля разверзнется под ногами. И действительно, ничего не случилось. То, что осталось от мира, продолжало существовать. Ветер трепал его одежду, норовя продуть до костей, и бросал в лицо холодную снежную крупу.
Судьба ждала от него решения: простой путь выбрать или сложный. Он знал, что если переступит грань, ему станет легче. Еда почти всегда будет под ногами. Так уж получилось, что человеческих тел кругом больше всего. Конечно, некоторые из них несъедобны, но все равно выбор большой. Мертвые бывали трех видов. Те, к кому смерть пришла давно, сразу после взрыва, лежали на оплавленной земле или асфальте, погребенные под двухметровым слоем снега и успели разложиться. Выше, в толще снега лежали умершие от голода и холода в первый месяц зимы. Их было больше всего. Они замерзли, но не настолько, чтобы в их мертвых тканях полностью прекратились процессы гниения. Снег теперь шел нечасто. Наверху, на толстой корке черного наста тела встречались гораздо реже. Эти были тепло одеты, боролись до конца и погибли относительно недавно – но уже успели замерзнуть, как мясо в рефрижераторе. Почти все они, и это понятно, были молодыми и здоровыми. Вот на них и стоило обратить внимание. Найденное тело явно было из таких.
Тот, кто решался стать людоедом, сразу же получал много преимуществ. До самого конца зимы ему не придется беспокоиться о еде. Он не будет зависеть ни от охоты, ни от собирательства.
Александр читал, что человеческая плоть по вкусу похожа на свинину, только лучше – нежнее и не такая жирная.
Ему вдруг вспомнился Омар Хайям. «И лучше одному, чем вместе с кем попало… И лучше голодать, чем что попало есть…». Легко сказать. Как умирающий от одиночества готов открыть душу первому встречному, так подыхающий с голодухи может сожрать товарища, да еще добавки попросить.
Но этот выход был не для него. Пока.
Александр знал, что не почувствовал бы никаких угрызений совести… ни сейчас, ни потом. Воспоминания об этом не отравляли бы ему оставшуюся жизнь, сколько бы она не продлилась.
Но рано или поздно, если он собирается жить дальше, ему придется вернуться к людям. И один из первых вопросов, которые ему зададут, будет как раз об этом. Врать бесполезно, они поймут все по глазам, без всякого полиграфа. А дальше все зависит от того, что это будут за люди. Может, забьют ногами на месте. Может, выгонят пинками за околицу. Может, сочувственно покивают, но никогда не будут относиться как к равному. А может, пригласят к столу.
Саша с детства не любил совершать необратимых поступков. Так что, пока оставалась хоть слабая надежда, он решил идти другим путем, а этот оставил как крайний вариант.
Вот только желудок болел, словно обиделся, что его оставили пустым.
Еще он наткнулся на костяк коровы, которую раскопала и обглодала небольшая, судя по следам, стая собак. Раньше его бы прошиб холодный пот, но теперь он собак боялся меньше, чем людей. От них хотя бы можно было укрыться, забравшись повыше…
На костях осталось немного мяса, но есть эту говядину он не решился – оттаяв, она уж очень свирепо завоняла. Александр подумал, что прежде чем замерзнуть, корова разлагалась минимум неделю.
В тот день он все-таки добыл кое-что.
В школьные годы Саша никогда не занимался стряпней, питался в основном полуфабрикатами или фастфудом, так что поварского опыта не имел. Но ему удалось приготовить блюдо, рецепт которого описал Джером К. Джером в его «Трое в лодке…». Там герои-туристы, викторианские джентльмены, готовят некое тушеное мясо по-ирландски, скидывая в котел все, что осталось в мешках. Правда, водяную крысу, которую поймала собака по кличке Монморанси, они туда бросать не стали.
Данилов же пойманным грызуном не побрезговал. Да уж, нечасто увидишь, как человек, знающий четыре иностранных языка, включая латынь, глотает, торопясь и обжигаясь, похлебку, в которой плавают крысиные лапки. Только потому, что человеку с такой биографией на этом этапе катаклизма полагается быть мертвым и не мешать «четким» пацанам.
Сам Данилов, отправив не одного такого «четкого» примерять деревянный макинтош, считал немного по-другому. Во-первых, ботан ботану рознь. Кто-то грызет гранит наук из-под палки, а кто-то, чтоб доказать окружающему быдлу, что оно его ногтя не стоит. И это подразумевает совершенно разные взгляды на мир. Да и в любом случае, ботанику проще научиться драться, материться и бухать, чем ублюдку из подворотни выучить общее языкознание.
Так он считал, но если взглянуть правде в глаза, он был исключением. Пока почти все, кто ему встречался, попадали под определение «жлобье».
С крысой была связана история. Данилов не охотился на нее – она атаковала первой, когда он вторгся на ее территорию. Поиски в погребах напоминали лотерею, шанс на хорошую находку был ничтожно мал. Как правило, все было выметено подчистую, но могли попасться кило подгнившей морковки, пара картофелин или одинокая свекла прошлогоднего урожая. В таких случаях Саша не считал время, ушедшее на осмотр, потраченным впустую. Изредка где-нибудь в темном уголке сиротливо стояла забытая банка соленых огурцов или варенья.
В одном погребе он обнаружил то, чего предпочел бы не находить. Крышка была придавлена упавшим деревом, которое он не смог сдвинуть, пришлось распилить ножовкой. Насморк сыграл с ним злую шутку, и он обнаружил содержимое погреба, только когда спустился вниз. Не будь у него заложен нос, он, приподняв крышку и унюхав этот жуткий запах, не полез бы туда.
Целая семья: муж, жена и дочка. Явно умерли от удушья. Александр давно зарекся ставить себя на место тех, чьи последние минуты были особенно страшными. Он начал шарить по полкам, стараясь не смотреть в пустые глазницы.
Ему надо было сообразить, что мягкие ткани лиц слишком сильно попорчены. Одно разложение сделать так не могло.
Данилов не успел додумать эту мысль, когда что-то бросилось на него из темноты, с верхней полки. Напрасно он думал, что его ничем нельзя напугать.
На мгновение он запаниковал. Фонарик полетел на пол. Саша ударился об лестницу, закрутился на месте и чуть не расшиб голову о низкий земляной потолок. Еще немного, и он бы пал жертвой существа раз в сто меньше по размерам, и вместо трех человеческих трупов в погребе стало бы четыре.
Данилов тряхнул головой, и то, что вцепилось ему в капюшон, отлетело в сторону. В следующую секунду что-то маленькое начало кидаться на него с разных сторон – на спину, на руки, на ноги. Маленькое, но злое. Страх в душе парня сменился досадой. Сообразив, что к чему, он нервно расхохотался. Курам на смех; слава богу, никто не видел. Ориентируясь на слух, он со второй попытки сбил существо на лету, отбросил к стене и перевел дыхание лишь тогда, когда оно перестало подавать признаки жизни. Крыса была размером с трехмесячного котенка – альфа-самец, вожак стаи. Еще месяц назад он бы выкинул эту тварь и вымыл руки с мылом. Но теперь она попала в Сашину кастрюлю.
