– Что случилось? – поинтересовалась я. Идти беседовать с родственниками совершенно не хотелось. И вообще мы же в самый первый день ему объяснили: эксперты из зала не выходят. Нет возможности тратить время на бессмысленные разговоры.
– Он говорит, что у покойника золотые коронки сняли. И хочет видеть эксперта. Обсудить ситуацию, как он выражается.
Я присвистнула. Буйная фантазия у товарища. И все же, чем черт не шутит, ведь мог парень не устоять? Так кроме него там и Михалыч, и еще два санитара постоянно отираются, не успел бы, даже если б захотел.
– Он говорит, – Студент судорожно вздохнул, словно собирался заплакать, – что пока полицию вызывать не будет, хочет миром договориться. Но если что…
– Понятно. Ну что ж, пойдем, побеседуем с безутешным родственничком.
Родственником оказался мужичок раза в два старше меня.
– Не ожидал встретить здесь такую очаровательную барышню, – пропел старикан.
Я внутренне поморщилась. Потрепанный петух, уверенный, что он до сих пор павлин и само его внимание должно безмерно льстить любой женщине от семи до семидесяти.
– Дело в том, барышня… – он склонился к уху, изображая заговорщицкий шепот, и попытался взять меня под локоть, – что у моего брата были три золотые коронки…
Я повела плечом, сбрасывая руку
– Говорите громче, пожалуйста,
– Ну что вы, такое деликатное дело, было бы бестактно кричать на весь зал…
– Тем не менее обвинить меня либо моего коллегу в воровстве у вас такта хватило, – хмыкнула я.
Сашка молча переминался с ноги на ногу. Правильно молчит, попробует оправдываться – ничего, кроме новых обвинений, не услышит.
Мужичок замахал руками:
– Ну что вы, вас лично никто не обвиняет, такая милая барышня, как можно…
– Ага, коронки сами испарились, – я заглянула в рот покойному. Действительно, трех зубов не хватает, слизистая лунок гладкая – видно, что удалены давно, и лунка успела зарасти. Повнимательней присмотрелась к соседним зубам. Интересно…
– Вот, сами видите, – он снова попытался взять меня за локоть, – были, а теперь нету.
– И?
– Десять тысяч, и я не вызываю полицию. Вы уж там между собой как-нибудь договоритесь, сумма-то небольшая… Разберетесь, кто поддался соблазну, да сами и накажете, чего сор из избы выносить.
Ясно. Врезать бы тебе по лоснящейся харе. Конечно, мы тут деньги лопатой гребем, и у всех на шее по цепи в палец толщиной из коронок, у покойников снятых.
– Подождите минутку, пожалуйста. Александр, пойдемте со мной.
Я вернулась в секционный зал.
– Мария Викторовна! Я не брал, я…
– Вадим, вызови, пожалуйста, полицию. И скажи, чтобы прихватили с собой стоматолога. – Я хлопнула Сашку по плечу: – Не дрейфь, Студент, прорвемся.
– Марья, ты уверена?
– Врет мужик. Вызывай ментов.
– Ну что, барышня, договорились? – Новоявленный Паниковский встретил меня ласковой улыбкой. Я улыбнулась еще шире.
– Как вы справедливо заметили, нечистоплотность должна быть наказана. Поэтому мы посовещались и решили вызвать полицию.
– Ну что вы, барышня, зачем полицию? К чему такие сложности? Давайте уладим дело без шума и пыли. Вам лишние проблемы ни к чему, мне некогда бумажки писать. Ладно бы о больших деньгах речь шла, что для вас те десять тысяч – тьфу…
– К сожалению, отменить вызов не получится. Присядьте, пожалуйста, – я придвинула стул, – полиция уже едет. Я уверена, ситуация благополучно разрешится.
Полиция приехала спустя пять вскрытий, группа со старшим лейтенантом во главе, все парни незнакомые. Впрочем, понятно, на убийства выезжают другим составом, а кроме как на трупах мне с ментами дела иметь не приходилось. Стоматолога привезли, как и просили. Я вкратце объяснила ситуацию и провела их в зал, где находился покойный вместе с ожидавшим родственничком, почему-то не слишком обрадовавшимся явлению стражей порядка. Стоматолог осмотрел труп.
– Зубы под коронки не обточены. Не было никаких коронок.
– Ясно, – сказал старший лейтенант. – Забирайте тело и валите отсюда.
– Постойте. Кажется, это называется «вымогательство». И «клевета». А еще «мошенничество». Я хочу написать заявление.
Мент вздохнул.
– Женщина, оно вам надо? Ну подадите в суд, за моральный ущерб у нас больших денег не выплачивают, а другого ущерба и не было.
Да уж, если тебе еще тридцати нет, а уже обзывают женщиной, значит, пора в паранджу заматываться. Впрочем, еще пара недель в том же духе, и будут называть бабушкой. На миг мне стало жалко этого вымотанного парня – тоже ведь пашут как проклятые, дух некогда перевести. И у меня работа стоит…
– Я все понимаю, ребята. Простите. Но таких надо учить. Давайте писать заявление. – Я обернулась к молча торжествующему Сашке. – Студент, сгоняй – там, на кафедре чай есть и печенье. Организуй.
– А можно кофе? – спросил старший лейтенант.
– Саш, глянь, вроде тот, что вчера купили, еще не весь выпили. Давай, займись.
Следующие сутки прошли на дежурстве. На легкую смену я и не настраивалась: в последние дни криминальных трупов было столько, что раньше хватило бы на добрый месяц. В прежние времена я чаще всего спокойно отсыпалась в комнатушке дежурного, а нынче даже удивилась, обнаружив, что время подходит к полуночи, а из полиции до сих пор никого. И, ясное дело, тут же зазвонил телефон. Началось.
– Привет! – сказала я, устраиваясь на переднем сиденье ментовского «уазика». – Что там?
– Привет, Маша, – улыбнулся сидевший за рулем оперативник.
– Здравствуйте, – раздалось с заднего сиденья. – Городской парк, труп с топором в черепе.
Следователь прокуратуры? С этим я еще не работала… Новенький? Если попытается, как некоторые, вальяжно развалившись, потребовать «доктор, диктуйте!», – огребет. Я и обычно-то не слишком дружелюбна, а сейчас готова плеваться ядом по любому поводу. А почему он один сзади сидит?
– Костя, а криминалиста своего вы где потеряли? – почти коллега как-никак.
Костя, оперативник, дернул щекой:
– Умер он… в тот день.
– Прости.
– Проехали.
– Хорошо. Готова поспорить, позвонивший смылся. Понятых вы прихватили или будем в ночном парке искать влюбленные парочки?
– Взяли, – отмахнулся Костик, – вон, сзади сидят, голубчики. Так что сразу на место.
«На месте» было темно – хоть глаз выколи. Нет бы тому Раскольникову выбрать аллейку, где освещение нормальное, майся теперь с фонариком. Я присела рядом с раскроенным надвое затылком, из которого торчал топор.
