Юля так и не поняла, как ей удалось во время падения ухватиться за торчащий обломок скалы. Может быть, просто повезло. А может, неукротимое желание жить оказалось сильнее страха смерти. Но пока ей удалось выиграть у смерти лишь несколько мгновений, которые закончатся в тот момент, когда она разожмет обхватившие острый камень пальцы. И судя по тому, что ее силы стремительно таяли с каждым судорожным вдохом, этот момент был уже близок. Юля зашарила ногами по скале в поисках дополнительной точки опоры. Первый нащупанный ею уступ обломился, как только она попыталась перенести на него свой вес. Второй оказался прочнее, но таким узким, что девушке удалось зацепиться за него лишь с третьей попытки, да и то самыми носками ботинок. Тем не менее это позволило ей дать отдых затекшим от напряжения мышцам, хотя и не разжимая рук.
Немного отдышавшись и успокоив бешено колотящееся сердце, девушка перевела взгляд вверх. В двух метрах над ней по краю скалы протянулся еще один обледеневший уступ, вот только дотянуться до него не было никакой возможности.
— Это нечестно! Нечестно! Нечестно! — в отчаянии закричала Юля, но ее крик потонул в грохоте разбивающихся о скалы волн.
Сколько она еще сможет так простоять? В лучшем случае до рассвета. А потом пальцы все равно разожмутся — если не от усталости, так от холода.
— Папа, дядя Ваня, что мне делать?! — взмолилась Юля.
Нет ответа.
— Где вы, когда так нужны мне?!
Юля закусила губу, чувствуя, что вот-вот заплачет. Но когда слезы уже готовы были покатиться из глаз, в голове раздался тихий и ласковый голос:
Успокойся. Я могу избавить тебя от страданий.
Чем-то он напоминал голос мамы, когда она пела своей маленькой дочке колыбельную. По телу разлилась приятная нега. Юля почувствовала, что проваливается в сон.
— Что я должна сделать? — прошептала она.
Просто разожми руки. Все остальное я сделаю сам.
Разжать руки?
— Но я же тогда разобьюсь… — упрямый разум никак не хотел примириться с неизбежностью.
Нет. Ты обретешь вечный покой…
— Вечный покой, — повторила Юля. Желание разжать пальцы становилось все сильнее. Она никак не могла понять, почему еще этого не сделала. Ведь это так просто, так правильно…
…и все забудешь.
— Все забуду… — лицо девушки осветилось радостной улыбкой.
Ей вдруг стало весело. Почему-то вспомнился мертвец с раскроенным черепом из оружейной комнаты. Он тоже радостно улыбался. В этом чувствовался какой-то подвох или розыгрыш: умирающий человек не может так улыбаться. Но ведь забыть все — это так заманчиво. Забыть страхи, забыть Макса, отца, маму… Забыть?!
Юля резко дернула головой, распахнула слипающиеся глаза, и сразу волна одуряющей дремоты схлынула с ее сознания. Она вновь увидела над собой гребень скалы и услышала плеск волн под ногами.
— Выкуси, лживый ублюдок! Умру, но не забуду! — выкрикнула Юля в темноту.
И без всякой подготовки, чтобы не дать себе испугаться и передумать, полезла вверх. Еще крепче ухватилась руками за выступ скалы, оттолкнулась ногами от нижнего уступа и, отчаянно упираясь во что придется, ступнями и коленями, принялась карабкаться по обледеневшей стене. Ладони горели то ли от холода, то ли от боли, вниз летели мелкие камни и куски откалывающегося льда, но девушка не обращала на это внимания. Рот наполнился чем-то жидким и соленым, но это точно была не морская вода, потому что Юля чувствовала, что продвигается вверх.
Еще в детстве она облазила вокруг Заставы все скалы и прибрежные камни, забиралась в такие расщелины, к которым ее сверстники даже боялись подходить. Правда, проделывала все это при свете дня, и руки тогда не дрожали от холода, а вокруг не кружило, подобно хищной птице, злобное чудовище из другого мира. «Ну и что! Тогда тоже можно было запросто свернуть шею», — возразила себе Юля, пытаясь представить, что выбирается из одной из таких расщелин. Помогло самовнушение или нет, но вскоре она уже стояла на казавшемся недостижимым уступе, от которого до верхнего края скалы было не более полутора метров. Юля прижалась грудью к скале, нащупала перед собой широкую трещину и, ухватившись за нее, забросила свое тело на вершину утеса.
Для пущей безопасности нужно было хотя бы немого отползти от края обрыва, но в тот момент, когда Юля растянулась на обледеневшем и скользком камне, силы окончательно покинули ее.
— Ничего, — прошептала она, выплюнув на лед вязкую от крови слюну. (Так вот откуда соленый привкус во рту. Оказывается, она от напряжения прокусила себе губу и даже не заметила этого.) — Главное, что жива. А все остальное — пустяки.
Собрав остатки сил, девушка перевернулась на спину. Висящая в вышине луна поблекла и уже не казалась измазанной кровью, а на востоке, по краю густой черноты над головой, протянулась бледно-розовая полоса. В небе занимался рассвет.
* * *
Смотреть на светлеющее небо было приятно. Темнота уже надоела до чертиков. Она по уши была сыта ею! Юля задумалась, чувствовала ли она себя когда-нибудь настолько сытой, чтобы вообще не хотелось есть, но так и не смогла вспомнить ни одного такого момента. Какими же смешными были все эти довоенные пословицы и поговорки! Впрочем, не все. Раньше еще говорили, что после еды нужно испытывать легкое чувство голода. Вот это правильное выражение! По-другому после еды Юля себя и не чувствовала. Разве можно быть полностью сытой? Да еще «по уши»? Девушка улыбнулась, и из прокушенной губы снова брызнула кровь. Но это только сильнее рассмешило Юлю. Она представила себя — израненную, голодную, в изодранной одежде, лежащую на краю обрывающейся в море пропасти и любующуюся рассветом. Что может быть глупее?
«Надо идти, — подумала Юля, не двигаясь с места. — Вставай и иди! Максу и Кате нужна помощь». Но сил на то, чтобы выполнить собственный приказ, уже не было. Она истратила их все на борьбу с проклятой пропастью, в которую столкнул ее демон. «Еще чуть-чуть. Ну, пожалуйста! — взмолилась самой себе Юля. — Мне нужно отдохнуть. Хотя бы капельку! Честное слово, я это заслужила».
Она досчитала до десяти, потом до пяти, потом опять до десяти, хотела продолжить счет, но оборвала себя и поднялась на ноги. От резкого движения сразу закружилась голова (кажется, Катя говорила, что это признак сотрясения), да еще правое колено пронзила острая боль. Юля опустила глаза. Штанина на колене оказалась разорвана (удивительно, что только в одном месте), а вокруг дыры расползлось темное кровавое пятно. Очевидно, она разбила ногу, выбираясь из расщелины. Хорошо, если это только ушиб и ссадина, а не растяжение, вывих или, не дай бог, перелом. Впрочем, могло быть и хуже. Гораздо хуже. По-хорошему, ссадину следовало промыть и перевязать, да только чем? Юля печально вздохнула и, прихрамывая, заковыляла вдоль берега в сторону разрушенного причала, где они с Максом, Катей и Борисом начали, да так и не успели разгрузить свою лодку.
Постепенно она притерпелась к боли в колене. Не так уж сильно оно и болело, хотя опухшая нога сгибалась с трудом, и это беспокоило девушку куда больше. Если подземный демон снова натравит на нее своих стражей, она даже не сможет убежать от них. Юля с опаской посмотрела вверх, но не увидела там ничего, кроме бледного, словно не до конца отмытого с небосвода пятна тускнеющей луны. Лишь далеко на западе догорали последние звезды. Но главное, над головой больше не кружило выпустившее когти крылатое чудовище — полярная сова из отцовского атласа или ночная фурия, как ее называли жители Заставы. А может, хищная птица была всего лишь одним из созданных демоном кошмарных видений? Как голос в голове и смех, звучащий из темноты. Может и так, вот только царапина на шее выглядела совсем как настоящая. И также, как настоящая, болела. Да еще разорванный капюшон. Юля отлично помнила, как затрещала ее полярная куртка, когда по ней прошлись когти гигантской птицы. Получается, что подземный монстр может повелевать не только трупами, но и живыми тварями? Что же он тогда такое?! Или все-таки ничего этого не было? Шею она ободрала, когда упала со скалы, а треск рвущейся ткани ей просто послышался? Тем более что куртка давно уже превратилась в лохмотья…
