– Ну, пап…
– Во-первых, я не припомню, когда тебе исполнилось четырнадцать лет?
Опускаю глаза и ковыряю землю большим пальцем левой ноги.
– Ну, пап… У Вальки одного человека не хватало… Я же подготовку по пятнадцатилеткам прошла…
– Вижу, как прошла! Руки-ноги выросли, мозги нет! Когда вы заметили чужака?
– Когда через хребет перелез…
– И за каким хреном было его весь день вести?
– Так неизвестно же, может, опасен… Между прочим, это не я решила. Валька так сказал, мол, трогать не надо, только последить. Потому что не враг, а простой охотник. Сделает свои дела и уйдет вниз.
– И?
– Ну, он же не ушел…
– Саня! Он бы ушел утром. Никого и ничего не увидев. Ты не согласна?
Ну, согласна, конечно. Можно было просто последить. А можно… Но так весело получилось… Как он перепугался! Стоит весь бледный, нож в руке зажал, смотрит на Коно, как будто собаку ни разу не видел… А когда еще и Ленг вылез… И пургень подкатил вовремя… Смехотища…
– Дочь, пойми. Если перед тобой враг, его убивают. Если друг – приглашают в гости. Если идет мимо – пусть идет. Мы не исусики. Мы умеем быть очень жестокими. Но это должно иметь смысл. Ни над кем никогда не надо издеваться просто так. А вы это делали ради хохмы.
– Мы не издевались…
– Да? А ты себя поставь на его место!
Пытаюсь. Не получается. Чего бояться-то было? Подумаешь, пара собачек, горсть гнилушек да несколько рупоров, чтобы голоса усиливать. А он рванул как ошпаренный. Ночью, в пургень, напролом через лес… Пришлось даже за ним идти, чтобы шею не свернул с перепугу.
– Не могу.
– Что? Так страшно?
– Не, не страшно. Совсем.
– Не можешь абстрагироваться от любимой собачки? Представь вместо нее медведя.
Медведя? Интересно… Один медведь выходит на меня в лоб, второй сбоку. Арбалета нет, лук достать не успею, только нож. Скорость реакции у медведя хорошая, уязвимые места… В прямом контакте не успею, зацепит лапой… Значит, прыжком вверх, через него, удар при перелете, ножом по горлу, других вариантов нет. Предварительно врезать в нос, слабое место… При приземлении перекатом под дерево, на случай если промахнусь. Да и второй есть… Ой блин!
– Папа! Он мог поранить Коно!!!
Папа качает головой.
– Бесполезно, – говорит он деду, – она прикидывает, как удобнее резать медведей. Ничего не боится, суперменка чертова…Как она может представить чужую боль…
И неправда, боль очень даже могу. Но что в ней страшного? Да и не было этому парню больно…
– Внучка, – вздыхает дед, – он не мог поранить Коно. У парня нет такой подготовки, как у тебя и твоих друзей. Ты знаешь, что рассказывают о нас внизу?
– Знаю.
– Представляешь, как должна быть важна парню добыча, что он пошел сюда? Или, думаешь, ради спортивного интереса?.. В кишлаке голодная мать и младшие, которых надо кормить. Если он погибнет, делать это будет некому. А если не добудет архара – нечем. Поэтому и пошел. Его трясло от ужаса весь день. Не за себя, за младших. Еще пургень, для них это кара Аллаха. Он и так был на пределе нервного срыва. А тут вы со своим спектаклем… Не надо оправдываться. Просто постарайся понять.
Я молчу. Потому что представила: не суметь накормить младших, умирающих от голода… Пойти на что-то невозможное, и все равно не суметь. Нет, не представила, я не могу себе представить, что может меня остановить в такой ситуации… Но этого парня остановила я…
– Деда, я отнесу этих баранов… И еще двухвосток отсыплю… Недельный запас… Я могу неделю поголодать… Дед…
– Нет. То, что надо, лучше сделают другие. Просто всегда сначала думай. Хорошо думай. Ладно, Санечка?
Киваю сквозь слезы. Увидел бы кто – не поверил: бешеная Санька плачет… Но дед умеет просто объяснять самые сложные вещи. По крайней мере, мне…
Окрестности Волгограда, дачный поселок «Радуга»
– Эй, доходяги, выходи по одному, с поднятыми руками! – даже как-то весело проорал «парламентер». – Старшой ваш помер, так что все, приплыли! Господин Хомяков обещает сохранить жизнь! И частичное здоровье! Не всех, конечно, частей тела! – и гнусно загыгыкал.
Девушку затрясло. То ли от страха, то ли еще от чего… Урусов поймал ее лицо ладонями и тихо, но уверенно сказал прямо в заблестевшие от слез глаза:
– Юлия Батьковна, если не перестанете плакать, ваше прекрасное личико покроется морщинами. И в вас перестанут влюбляться прекрасные прынцы на камуфляжных «Тиграх». Понятно?
Девушка кивнула. И тут же шмыгнула носом.
– Раз понятно, значит, ты молодец и умница. И вообще. А сейчас марш в коридор, ложись там на пол и лежи тихо-тихо. Как мышка. Что бы ни случилось.
Поляковская сестра отчаянно замотала головой:
– У меня пистолет есть. Бабушкин. Только патронов нет.
– Спрячь подальше пока, – сказал Урусов, покрутив в руках «вальтер» с выгравированной надписью «Старшему лейтенанту Полякову. ГУКР 3-й Белорусский». – А как он до вас дошел? Брат твой говорил, медаль с похоронкой пришла.
Юля опять всхлипнула, но уже потише:
– Сослуживец привез после войны…
– Ладно, потом расскажешь. Патроны тут «парабеллум» девять на девятнадцать, их есть у меня…
– Я…
Урусов пригрозил непослушной девчонке кулаком. Та кивнула и попыталась улыбнуться.
– Ну, так что, долго мне ждать придется?! – продолжал надрываться бандит. Он уже подошел метров на двадцать к дому. Еще немного, и начнет внутрь заглядывать… – Вам что, с перепугу уши позакладывало?!
Сверху бухнул одиночный выстрел, непривычно громкий. Урусов кинул быстрый взгляд на девушку. Та даже не вздрогнула… Ну и замечательно. А вот к окошку я тебя, красавица, в жисть не пущу. Нельзя красивым девушкам смотреть, как сучат ногами агонизирующие трупы, загребая скрюченными ладонями комья грязи. И как плещется на месте головы черно-красная лужа…
Сволочь ты, сержант Поляков. Не мог в тушку жахнуть? Похоже, что жаканом влепил. Только что там за гаубица наверху?
– Наверху у нас ружье дяди Сашино. «Трехлинейка». Он еще, когда охотиться собирался, пули напильником стачивал немного… – верно поняла удивление капитана Юля.
– Матерый браконьер… – протянул Урусов. – Я бы с таким в лесу встретиться не хотел.
– Он такой был! – с нескрываемой гордостью заявила девушка.
Мдя, Борис Викторович… Вам срочно надо обзаводиться привычкой стрелять из «ПК» с одной руки. Тогда все шансы за тобой будут. Безоговорочно….
– Раз начинаешь хвастаться, значит, точно успокоилась.
