Настоящий неприступный бастион.
То, что фашисты не завязывали пленнику глаза, было плохим знаком. По всей видимости, остаток жизни Харон должен провести в этом угрюмом месте.
Что и говорить, жуткая перспектива.
* * *
Бригаденфюрер Олекса Дэреш, облаченный в идеально сидящую эсэсовскую форму, напоминал одного известного киноактера из прошлого. Апологет не сразу смог вспомнить его имя и фамилию. Но когда главный фашист Харькова надел изящные очки с круглыми стеклами, Харон вспомнил. Внешне Дэреш был вылитый Жан Рено, французский актер испанского происхождения. Смуглая кожа только добавляла сходства этим двум совершенно разным людям, один из которых, наверное, давно уже мертв.
— Прошу вас, присаживайтесь, — Дэреш указал на красивый, обтянутый синим бархатом стул.
Харон послушно сел, украдкой рассматривая богатое убранство кабинета. Фашисты и впрямь славно поторговали с конфедератами, выкупив из харьковского исторического музея всевозможное барахло, не представлявшее в новом страшном мире никакой ценности. Особенно поражал ржавый пулемет «Максим», пылившийся в дальнем углу. За спиной с удобством устроившегося за антикварным столом Дэреша возвышались расшитые золотом нацистские штандарты, между которыми висел большой портрет Адольфа Гитлера.
— Звание бригаденфюрер, кажется, соответствует генерал-майору? — уточнил апологет.
— Да вы просто кладезь исторических знаний! — искренне восхитился Дэреш. — Вряд ли в нашем городе найдется второй человек, который сможет точно перечислить все звания офицеров эс-эс.
— В прошлой жизни история была моим маленьким хобби, — признался Харон.
— А кто вы по образованию, если не секрет?
— У меня два образования, гуманитарное и техническое. Я окончил Харьковский авиационный институт и заочно — исторический факультет Каразинского университета.
— Лучшие вузы города, — кивнул Бригаденфюрер, — были… м-да. Ну и как же вы дошли до такой жизни?
— Простите, не понял?
— Мутант-апологет, покинувший насиженный форт… — сняв очки, Дэреш задумчиво поглаживал переносицу. — Скажите, вас за что-то изгнали?
— Нет.
— Тогда в чем же дело?
— Важные дела в городе.
— Такие важные, что вы решили рискнуть благополучием вверенного вам поселения?
— Именно.
— И можно поинтересоваться, откуда вы пришли… Хотя не утруждайте себя ответом, и так ясно, что из тринадцатого форта. Значит, бравые вояки на время вашего отсутствия остались без прикрытия. Любопытно-любопытно… Вам очень не повезло, дружище. Если бы не докучающие нам в метро мутанты, мы бы спокойно пропустили вас к станции Советской Армии.
— У вас еще есть время это осуществить, — улыбнулся Харон.
— Нет-нет, — бригаденфюрер шутливо погрозил пальцем. — Отныне вы всецело и только наш. Как говорится, что с воза упало, то пропало.
— Желаете войны с «Лимбом»?
— Какой-такой войны? Вы ушли в свободное плаванье без сопровождения, один. Наверняка никто точно не знает, где вы находитесь. Если нас спросят, мы сообщим, что беспрепятственно пропустили вас, и даже предоставим в качестве неоспоримого доказательства соответствующие записи. А там среди руин… ищи ветра в поле…
«М-да, весьма хитрые ребята, смекалистые», — грустно подумал апологет.
— Вижу, у вас довольно занятный балахон, — Дэреш указал на латинскую надпись на груди.
— Много лет назад в этой одежде я спустился в метро, когда на город посыпались бомбы.
— Значит, вы горячий поклонник группы «Nokturnal Mortum»?
— Более того, я даже был знаком с их клавишником Алексеем Горбовым, больше известным под сценическим псевдонимом Сатуриус.
— О, даже так! — бригаденфюрер явно заинтересовался темой разговора. — И каким он был человеком?
— Приветливый, интеллигентный парень… а почему вы, собственно, спрашиваете?
— Потому что в той жизни я был фанатом «Nokturnal Mortum». Эти музыканты настоящие патриоты Украины. Я все надеялся, что кто-то из них смог спастись после Катастрофы. Но, увы. Я встретил только вас, человека, лично знавшего одного из них.
Харон внимательно изучал собеседника, пытаясь понять, в какую игру тот с ним играет.
Мечтательно прикрыв глаза, Дэреш тихо продекламировал по памяти слова из песни «Nokturnal Mortum» «Украина»:
— Я беру в долонi землю, що э чиста, як душа. Я кохаю тебе, ненько, вiчна матiнко моя…
[2]
М-да… Кстати, мои люди обнаружили у вас очень любопытные вещи…
Бригаденфюрер резко выдвинул один из ящиков стола, аккуратно выкладывая на полированную крышку CD-плеер и кляссер с компакт-дисками.
— А мой пистолет у вас в столе, случайно, не завалялся? — шутливо поинтересовался апологет.
— Вполне возможно, что и завалялся! — усмехнулся Дэреш, добавляя к плееру с дисками блестящую «гюрзу». — Забирайте!
Харон недоверчиво смотрел на фашиста.
— Думаете, это какая-то провокация? Зря. Я совершенно искренен. Вижу по вашим глазам, вы не способны выстрелить в человека. Впрочем, там все равно нет патронов.
Апологет протянул руку. Взял пистолет. С щелчком выдвинул пустую обойму. Затем, пожав плечами, сунул оружие за пояс.
— Видите, насколько я вам доверяю, — развел руками бригаденфюрер. — С вашей стороны рассчитываю на то же самое.
Расстегнув молнию, фашист с интересом принялся листать пластиковый кляссер.
— М-да, весьма впечатляющая подборка. Как жаль, что в вашей коллекции нет «Nokturnal Mortum». Помните их альбом две тысячи девятого года?
— «Голос стали»! Настоящий шедевр.
— Да, шедевр! А какие там тексты про Украину. Просто сердце сжималось, когда их читал. М-да… все ушло…
Вот уж кого Харон не ожидал встретить среди развалин Харькова, так это разбирающегося в тяжелой музыке неофашиста.
— Давайте поступим так… — Дэреш отложил коллекцию дисков и плеер в сторону. — Мне очень не хочется расставаться с конфискованным у вас сокровищем, но, с другой стороны, отныне вы наш апологет… Вы вот, говорили, знаете историю. Сыграем в маленькую игру?
— Почему бы и нет, — согласился апологет, терять которому было отныне нечего. Фашисты теперь отпустят его из тридцатого форта разве что ногами вперед.
— Назовите дату и место рождения человека, изображенного на портрете за моей спиной?
— Двадцатое апреля тысяча восемьсот восемьдесят девятого года, австрийский городок Браунау-на-Инне.
— Плеер и диски снова ваши. Можете забирать!
