— Я оценил комплимент, сэр. Но, не будучи дураком, чувствую себя обязанным спросить… после моего ухода из царствия земного, как долго они останутся свободными?
— Ах ты! — снова осклабился Слотер. — Сэр, у меня от вас голова болит!
— Ваша правда — это ложь, Слотер. Вы знаете, что я буду преследовать вас, куда бы вы ни пошли. Знаете, что я не остановлюсь. — Сердце его тяжело забилось при этом предположении, что он в ближайшие минуты еще будет жив. — Если вы сдадитесь прямо сейчас, я обещаю…
— Что я в этой гадской петле в штаны не наложу?! — рявкнул Слотер, отчего Фейз отшатнулась и тихо вскрикнула, как испуганный ребенок. — Что мне на могилу гирлянду алых роз положат? — Он сам покраснел, как алая роза, и капельки крови выступили у него из ноздрей. В гневе он снова раздался, надулись огромные плечи, выпятилась чудовищная грудь, губы брызгали слюной, огонь убийства загорелся в ледяной синеве глаз. — Идиот! Констебль липовый! Что ты можешь мне обещать!
Мэтью переждал тираду, потом сказал:
— Я обещаю, что сумею купить вам титул перед тем, как вас повесят, и этот титул будет выбит на вашем надгробье.
У Кэтрин Герральд найдутся нужные связи, и, может быть, удастся ее уговорить пустить их в ход.
Лицо Слотера застыло, челюсть отвисла. Медленно, очень медленно, выражение лица стало возвращаться к нормальному.
— Хорошо сказано, — оценил он. — Единственное, чего я так горячо желаю, и дать это мне… когда? За час до того, как я закачаюсь в петле? И это имя будет выбито на черном кирпиче в заднем конце Хаммер-аллеи? Ах, но это невозможно, Мэтью, золотое сердце. Понимаешь, даже если бы я был таким дураком, что сдался бы, как ты предлагаешь, мне никогда не попасть на ту сторону Атлантики.
— Почему бы это?
— У меня, — сказал убийца, — очень строгий работодатель.
Мэтью нахмурился, озадаченный таким заявлением. Работодатель? Он хотел было спросить, кто имеется в виду, но Слотер резко взвел курок и приставил дуло Ларк к виску.
— А сейчас ты выбросишь пистолет, — велел он, глядя на противника холодными безжалостными глазами. — И быстро, иначе мне придется слегка подпалить некоторые белокурые локоны.
Мэтью не сомневался, что так оно и будет. Хотя Слотер не успеет перезарядить оружие, пока Мэтью переберется по бревну, Ларк это ничем не поможет. Его пистолетик на таком расстоянии бесполезен. Он может отказаться, и… что тогда? Нет, надо подобраться к Слотеру поближе. Попытаться заставить его выстрелить.
Он бросил пистолет в расщелину.
— И сумку тоже. Давай не будем ничего прятать такого, о чем я не знаю. — Когда это было сделано, Слотер опустил пистолет, но держал его между Мэтью и девушкой. — Разумно. А теперь мы все посмотрим, какой из тебя рыцарь. Иди сюда по дереву, как хороший мальчик.
— Мэтью! — крикнула Ларк, но он на нее не смотрел.
— Тише, — сказал Слотер. — Не мешай ему сделать то, что он должен.
Мэтью медленно забрался на ствол, сел на него верхом и начал передвигаться вперед. Очень высоко над предательскими камнями внизу. В горле пересохло, во рту не осталось слюны. Он слышал, как работают легкие, подобно кузнечным мехам, мысль металась в поисках выхода, как спасти всех троих. Если бы он мог заставить Слотера выстрелить до того, как подойдет слишком близко… но расстояние сокращается, и он сможет прыгнуть на Слотера, надеясь, что пуля его не убьет. Для этого англичанина время не хотело ни останавливаться, ни стоять тихо.
— Чуть быстрее, если можно, — сказал Слотер. — Не надо беречь штаны. Там, куда ты идешь, тебе наверняка выдадут новые, да еще и с твоим именем, вышитым поперек задницы.
Мэтью двигался вперед, и уже был почти на полпути. Ноги свисали с бревна, и он подумал, как неприятно было бы потерять мокасин. Любой. Капли пота выступали на лице, стекали струйками под рубашкой.
— Я сделаю это быстро. Как сделал бы для любого достойного противника. Прямо в затылок — свеча погашена, конец. И для них я сделаю то же.
— Мэтью! — позвала Ларк, и когда он на нее оглянулся, то увидел, что она держит за руку мать. Странный свет горел в ее глазах — безумие? Решимость? — Не оставляй стараний! О большем я тебя не прошу!
— А он не оставляет, — ответил ей Слотер. — Прямо сейчас пытается придумать, как ему выпутаться. Видишь, как у него глаза ходят туда-сюда? — Он вышел из-за спин женщин и помахал стволом пистолета. — Иди, иди!
— Мы с матерью… мы уже мертвы, Мэтью. — И она спросила у Фейз: — Веришь ли ты в Бога?
«Да, мама».
Это было сказано, или Мэтью просто почудилось?
— Веришь ли ты, что не должны мы страшиться тьмы, ибо Он освещает наш путь?
«Да, мама».
— Кончай нести чушь! — прикрикнул Слотер.
— Веришь ли ты в обетование Царствия Небесного?
Ответила Фейз или нет?
«Да, мама».
— И я верю, — сказала девушка.
Резким, сильным, уверенным движением она вырвала шнур из руки Слотера.
Одним прыжком Ларк перебросила себя и мать через край лощины.
И они упали молча.
Мэтью видел, как они разбились о скалы, словно куклы в кружевных платьях.
В горле скопился крик — и застрял камнем. Глаза наполнились слезами.
Слотер заглянул через край. Почесал подбородок стволом пистолета.
— Женщины! — произнес он с видимым отвращением, потом обеими руками нацелил пистолет на Мэтью и нажал на спуск.
Глава двадцать пятая
За краткий миг между вспышкой пороха на полке и вылетом пули из ствола Мэтью схватился крепче за обломок сука и распростерся на стволе. Почти одновременно он почувствовал, как что-то пролетело мимо левого плеча, и ухо высоким свистом защекотал потревоженный воздух.
Щелкнул выстрел, пуля врезалась в листву на той стороне оврага. Мэтью посмотрел — в правом плече Слотера дрожало древко стрелы. Тот тоже смотрел на нее с любопытством. Ствол пистолета дымился, поднятый слишком высоко, когда стрела сбила прицел.
Мэтью оглянулся через плечо и увидел, что Прохожий медленно, с трудом, дюйм за дюймом, приподнялся, чтобы пустить стрелу. Лук выпал из рук индейца, сам он остался сидеть, опираясь спиной на корни. Глаза у него были открыты и теперь в самом деле смотрели куда-то за пределы мира Мэтью.
Слотер бросился в лес, не разбирая дороги. Мэтью метнулся было следом, но вернулся к Прохожему и увидел, что последний вздох уже отлетел, последняя капля силы потрачена, последнее усилие воли сделано.
«Лучшей моей сценой была сцена смерти, где я лежал посреди помостков три минуты с открытыми глазами».
Но главное, черт побери, что Мэтью и правда решил, будто Прохожий уже умер. Джонатан-Краснокожий, Адам-Дикарь, Люцифер Нового Света…
