Чтобы это ни было, ей придется защищать его. Она была ответственна за его сохранность, и она не могла — не смела — потерять его.
— Господи Иисусе! Что это? — Вздрогнув, Сестра взглянула вверх. Пол Торсон вышел из-за зеленой занавески с опухшими от сна глазами. Он отбросил назад свои буйные, непослушные волосы и стоял с раскрытым ртом, взирая на кольцо, пульсирующее в такт сердцу Сестры.
Она почти убрала его в свою сумку, но было уже слишком поздно.
— Эта штука…
С огнем! — удалось сказать ему. — Что это?
— Я сама точно не знаю. Я нашла это в Манхеттене.
— Боже мой! Цвета… — Он опустился на колени рядом с ней, очевидно ошеломленный. Пылающее на свету кольцо было почти последней вещью, которую он ожидал увидеть, выходя из-за занавески.
— Что заставляет его так пульсировать?
— Оно пульсирует соответственно моему сердцебиению. Пульсации будут другими, если возьмете его вы.
— Что это, какая-то японская безделушка? Она работает на батарейках?
Сестра криво улыбнулась. — Я так не думаю.
Пол протянул руку и коснулся кольца пальцем.
— Это стекло!
— Совершенно верно.
— Ого, — прошептал он. Затем: — Не позволишь ли ты мне подержать его? Только на секунду?
Она собралась сказать «да», но обещание Дойла Хэлланда остановило ее. Это чудовище могло принять любой вид; любой человек в этой комнате мог оказаться Дойлом Хэлландом, даже Пол. Но нет; они оставили чудовище позади, ведь так? Как это существо могло бы обогнать их?
«Я следовал за вами по тому пути, идти по которому было легче», — вспомнила она его слова. Если он носил человеческую кожу, значит он и передвигался как и человек. Она задрожала, представляя, как он идет за ними в ботинках, снятых с умершего человека, идет день и ночь без передышки, пока его ботинки не разваливаются на ногах, и останавливается только чтобы снять другую пару обуви с мертвеца, потому что ему подходит любой размер…
— Можно? — переспросил Пол.
Где же сейчас Дойл Хэлланд? — интересовалась она. Там, в темноте, идущий сейчас вдоль М 80? В миле, в двух отсюда, снимающий другую пару обуви? Может ли он летать по воздуху с черными котами на плечах и горящими глазами, или он сейчас — оборванный турист, идущий по шоссе и ищущий горящий в ночи костер?
Он был где-то позади них. Но точно ли?
Сестра тяжело вздохнула и протянула кольцо Полу.
Его рука прикоснулась к нему.
Свечение не погасло. Та половина, за которую взялся Пол, стала мигать с новым, убыстренным ритмом. Он подтянул его к себе, взявшись за него двумя руками, и Сестра вздохнула.
— Расскажи мне о нем, — попросил он. — Я хочу знать больше.
Сестра видела в его глазах отражение отблесков свечения. На лице его было детское удивление, как будто детство неожиданно вернулось обратно. Через несколько секунд он выглядел на десять лет младше своих сорока трех. Она решила рассказать ему все о кольце.
Он долгое время сидел спокойно после того как она закончила. Пульсирование кольца убыстрялось и замедлялось во время ее рассказа.
— Карты Таро, — сказал Пол, все еще восхищаясь кольцом. — Скелет с косой — это Смерть. — Он напряженно посмотрел на нее. — Вы знаете, что все это звучит как безумие, да?
— Да, понимаю. Но у меня есть шрам на том месте, где было распятие. И Арти видел, как изменилось лицо этого существа, хотя я сомневаюсь, что он подтвердит это. Он никогда с тех пор не возвращался к этому, но полагаю, что это к лучшему. И к тому же у этого кольца один выступ обломан.
— Хм-хм. Вы, случайно, не забирались в мой «Джонни Уокер»?
— Вам это лучше знать. Я знаю лишь то, что иногда я вижу какие-то вещи, когда гляжу в кольцо. Не каждый раз, но достаточно, чтобы сказать, что либо у меня чрезвычайно развито воображение, либо…
— Либо что?
— Либо, — продолжала Сестра, — для меня есть смысл иметь это кольцо. С какой стати было мне видеть Пирожкового Обжору — куклу, лежавшую посреди пустыни? Или руку, вылезающую из норы? Почему я видела стол с картами Таро? Черт, я ведь даже не знаю, что эта чертова штука означает!
— Они использовались для предсказания будущего цыганами. Или колдуньями. — Он полуулыбнулся, что сделало его почти красивым. Кольцо угасло, когда он протянул его Сестре. — Слушай, я ничего не знаю о демонах с передвигающимися по лицу глазами или о прогулках во сне, но я знаю, что эта вещь — всего лишь кусок стекла. Два месяца назад эта вещица, возможно, стоила целое состояние. — Он покачал головой. — Могу поклясться, — сказал он, — что единственная причина того, что оно оказалось у тебя, это что ты оказалась в правильном месте в правильное время. Уже одно это достаточно загадочно, не так ли?
— Но ты не веришь тому, что я сказала, да?
— Я хочу сказать, что от радиации у тебя кое-что сместилось в голове. Или, может быть, ядерный взрыв открыл крышку самого Ада, и кто тогда может сказать, что же именно произошло? — Он вернул ей кольцо, и она убрала его в сумку.
— Но все же, заботься о нем. Возможно, что это единственная прекрасная вещь, которая сохранилась.
На другом конце комнаты Арти вздрагивал и причмокивал во сне, переворачиваясь с боку на бок и снова успокаиваясь.
— У него что-то внутри не в порядке, — сказал ей Пол. — Я заметил в его кашле кровь. Я полагаю, что у него сломано одно или два ребра, возможно еще что-то повреждено. — Он пошевелил пальцами, все еще ощущая в них тепло кольца. — Мне кажется, он выглядит не слишком хорошо.
— Я знаю. Боюсь, что он мог чем-нибудь заразиться.
— Это возможно. Черт, от жизни в таких условиях вы могли бы умереть от щелчка ногтя.
— И у вас совсем нет медикаментов?
— Извините. Я использовал последний «Тайленол» примерно за три дня до взрыва бомб. Поэма, которую я писал, развалилась на кусочки.
— Так что мы будем делать, когда закончится керосин?
Пол заворчал. Он ожидал этого вопроса, и он знал, что никто не может ответить на этот ее вопрос. — Нашего запаса хватит еще на пару недель. Возможно. Куда больше меня беспокоят батарейки для радио. Когда они сядут, этих людей нужно будет как-то развлекать. Я надеюсь, мы сможем тогда придумать другую игру, — его глаза снова стали старыми. — Например, будем крутить бутылку, и на кого она укажет, тот сможет освободиться первым.
— Освободиться? Что вы имеете в виду?
— У меня есть 9 мм «Магнум» в ящике, леди, — напомнил он ей. — И коробка патронов. Я уже дважды был близок к тому, чтобы использовать их: первый раз — когда моя вторая жена оставила меня с ребенком в половину моего возраста, забрала все мои деньги, заявив моему повару, что он не стоит и двух центов, и второй раз — когда поэма, над которой я работал шесть лет, сгорела с остатками моего жилья. Это было как раз после того, как меня выпихнули из Миллерсвильского Государственного Колледжа за то, что я спал со студенткой, которая хотела получить «отлично» на выпускном экзамене по английской литературе. — Он продолжал вертеть пальцами, избегая взгляда Сестры. — Почти всю жизнь я был неудачником. И в самом деле, все, за что я когда-либо брался, превращалось в дерьмо. Так что «Магнум» ждет меня уже давно. А я все медлю.
