— Ого! — Жуковский потер небритый подбородок. — Напомните мне, друзья-товарищи, у кого в городе есть такая машинка?
— Да ни у кого, — буркнул Селиверстов. — Нашу еще лет десять назад разбили. Была у тварелюбов, но, насколько я знаю, там движок давно рассыпался.
— Уверен в этом? — спросил Костя.
— Был уверен до сего момента.
— Ну, значит, живой у них снегоход, — пожал плечами Жуковский. — Теперь это очевидно. Тут их подельники ждали. На машине и увезли добычу. М-да. Это, конечно, все усложняет.
— Андрей, — проворчал Ломака.
— Чего?
— Не называй Марину добычей.
— Ах да. Извини…
— Чепуха, — пробормотал Василий, продолжая смотреть на следы снегохода. — Не вяжется что-то.
— Что именно? — уставился на него Жуковский.
— Почему они с самого начала на снегоходе не ехали? Да и вот, смотри. Тут кто-то на колени встал. Рукой борозду трогал. По ходу пытался направление движения определить. Как будто этот след и для них был неожиданностью.
— Так, может, они чинили снегоход? — предположил Волков.
— Ну да, чинили. — Искатель скептически покачал головой. — А где хоть одна масляная капля на снегу? Отпечаток какого-нибудь инструмента? Да, и вот еще что… — Он так же преклонил колени и снова вгляделся в оставленный машиной след. — Снегоход тут не задерживался. Сто пудов. Он двигался. И достаточно резво. Вон, раскидано по бокам. Нет, братцы. Не тварелюбов это снегоход. Они, я думаю, сами удивились.
— Тогда чей? — недоуменно спросил Ломака.
— Если б я знал, Костя. Вероятность того, что кто-то откуда-то приехал в наш Новосибирск, думается мне, из разряда мизерных.
— Да какая разница вообще? — Волков был уже раздражен остановкой и перетасовкой версий появления следа. — Ну, проехался кто-то. Ну, тварелюбы тут стояли, как ты говоришь, тупили. Мы-то чего теперь тупим?
— А почему ты нервничаешь так опять? — прищурился Жуковский.
— Погоди, Андрей, — махнул ему Василий. — Степа, кто тут тупит? Нам надо учитывать много чего в нашей вылазке. Вот сразу видно, что ты не искатель…
— Да я на такой статус и не претендовал. Просто теряем время…
— А ведь можем и жизнь потерять из-за недальновидности, Степан. Ты не думал об этом? — Селиверстова злила непонятливость Волкова.
— Так мы на этот риск все вместе подписались с самого начала. Нет?
— Черт тебя дери! На риск, а не на самоубийственную тупость! Я же объясняю!..
— Тише! — Константин резко поднял руку, обернувшись к развалинам длинного здания на Кривощековской улице, которое они миновали по дороге сюда.
Все тут же посмотрели в направлении его взгляда. Было тихо, лишь ветер с шорохом кагал по улицам белые гранулы вечной зимы да изредка подвывал, напоминая, что ушедшая недавно буря не оставит этот мертвый мир надолго.
— Что там такое? — тихо спросил Жуковский.
Ломака продолжал молча смотреть на руины длинного здания. Слева уцелела пара нижних этажей, частично сохранилась и пристройка цилиндрической формы, соединенная с торцом. У другого торца когда-то была такая же пристройка, но от нее не осталось и следа.
Костя и сам не мог понять, почему он вдруг резко обернулся и почувствовал смутную тревогу, что приковало его взгляд к левому цилиндру.
— Эй, Ломака, что такое? — повторил вопрос Андрея Волков.
— Вы очень громко разговариваете, — пробормотал Константин, не сводя глаз с руин.
— Ладно, пошли дальше. Все равно теперь следы снегохода и охотников идут вместе, — подытожил Селиверстов.
Они двинулись цепочкой. Впереди Василий, за ним Жуковский, потом вечно угрюмый Волков. Немного задержавшись, последним зашагал Костя, еще несколько раз оглянувшись на насторожившие его руины.
Они обогнули занесенную снегом груду обломков какого-то магазина. Вышли на Красный проспект, где в сугробах угадывались погребенные вечной зимой машины — частные и общественные, — беспорядочно разбросанные на проезжей части по прихоти бушевавшей когда-то в городе термоядерной реакции. Колея снегохода попетляла среди этих холмиков и повернула налево, в сторону реки. Метров через двести, где Красный проспект пересекался с Фабричной улицей, наездник либо по неосторожности, либо из-за лихачества воспользовался как трамплином крупным снежным барханом, основой которому послужил опрокинутый грузовик с длинным прицепом. На трамплине след обрывался, чтобы снова появиться метрах в десяти — там снегоход завершил свой прыжок, оставив глубокую вмятину в снегу и следы резкой пробуксовки гусеницы.
Больше, похоже, неизвестный ездок акробатических трюков не устраивал, и след непрерывно тянулся к набережной. Вдали уже виднелся изувеченный лихолетьем памятник старому железнодорожному мосту. Метрах в ста шестидесяти правее от монумента был мост настоящий. Точнее, его уже давно не было. Первый пролет с его стальными ажурными конструкциями был опрокинут на берег и разбит на фрагменты, второй пролет одним концом нырнул в реку, и позже его сдавил непробиваемый лед. Далее — пустота, и только одна секция моста уцелела посреди Оби. За ней снова пустота; о существовании моста напоминали только торчащие из реки железобетонные опоры.
След снегохода тянулся прямиком к искореженному монументу и на набережной резко поворачивал направо, в сторону разрушенного железнодорожного моста и видневшихся за ним останков речного порта с его мрачным одиноким великаном — портовым краном. Снегоступы охотников и, вероятно, их жертвы оставили отпечатки параллельно зубчатой колее. Но под самим монументом, где снегоход резко взял направо, в нескольких шагах от поваленного микроавтобуса, от которого остались только кузов и днище, эти самые следы преподнесли неприятный сюрприз. Человеческие отпечатки разделились и потянулись в совершенно противоположных направлениях.
— Вот же сукины потроха, — проворчал Жуковский раздосадованно. — Чего-чего, а этого мы совсем не могли предположить, да, Вася?
— Это точно, — кивнул Селиверстов, потирая рукавицей шлем, словно чесал голову. — Неожиданный оборот. Но похоже, разделились не сразу. Топтались долго. Вот, видите? Как и там, на автовокзале, где в первый раз следы охотников и снегохода сошлись.
— Ну да, — кивнул Жуковский. — Видно, что топтались. Опять кто-то на коленях стоял. Только…
Внезапно, несмотря на лютый мороз, подкрепляемый порывистым ветром, Ломаку бросило в жар. Глядя вниз, он понял, что здесь опускался на колени не здоровый мужик. Этот след оставлен ножками, чью хрупкость и утонченность не могли скрыть даже ватные штаны.
Он сбросил рукавицы и припал к этому отпечатку, трогая примятый жгуче-холодный снег пальцами.
— Это Марина… — прошептал он, затем воскликнул в отчаянии: — Какого черта эти сволочи ее на колени поставили?!
