— Брось. Костя. У того, кто это делает, на лбу не написано, что он сука и предатель. А эти два закадычных друга, Селиверстов и Жуковский, отчего с нами пошли? Почему вдруг вызвались тебе помочь? Им что, плохо жилось в общине? Привилегированные люди. Нет разве? Так вот подумай, ради чего они все бросили. Не для того ли, чтобы не дать тебе совершить задуманное? Мы день шли по следу, но так и не столкнулись с охотниками. Так и не приблизились к твоей Марине. Почему?
— Черт! — Ломака изо всех сил зажмурился. — Нет, Степан, — замотал он головой. — Этого не может быть. Я не верю, что это они, слышишь?
— Да успокойся. Я не говорю, что это они. Я озвучиваю варианты и объясняю, почему не стоит говорить этим людям о шакале в нашей общине. Понимаешь?
— Да не они это! С чего тогда Едаков послал за нами Паздеева и остальных?
— Ну, на первый взгляд да. Однако это говорит лишь о том, что Едаков не имеет отношения к предателю. А Васька и Андрей могут действовать чисто инициативно. И в этом случае они, конечно, не смогут вернуться на Перекресток Миров, хотя Жуковский говорит, что смогут. Сможем, вернее. Но вот найти убежище у своих хозяев в Архионе — на такое они вполне вправе рассчитывать за свои заслуги.
— Да прекрати так про них говорить, черт тебя дери! Не верю я, что это они!
— Ну, не верь. Твое право. Но сбрасывать со счетов такую возможность нельзя по-любому. И подумай еще вот над чем. Маринку забрали под землей. Там этот лаз прорытый странный. Никто у нас о нем не знал. Охотники, ясное дело, знали. Но раньше тварелюбы брали добычу на улице. И не случайных людей, а тех, кто по разнарядке выполнял те или иные работы. Наряды назначались дня за два или за три. Кто-то, имевший доступ к графикам работ, мог подготовить послание для охотников и выставлять его в зеркале по ночам в условленное время и на определенный срок. Наверное, он и сам при этом сидел у своей записки, а потом ее убирал. Но вот Марина. Она же, как ты говорил, поссорилась с тобой и ушла на ферму, чтобы побыть одной и выплакаться. Следовательно, о ее появлении там никто не мог знать заранее. Верно?
— Верно. — Ломака повесил голову и в очередной раз обругал себя за потерю возлюбленной. — Не должна она была там находиться.
— Ну так вот. Когда стало ясно, что ее похитили? Часа через полтора после того, как пошла на ферму?
— Наверное, — угрюмо подтвердил Костя.
— Следовательно, времени, чтобы отправить сообщение, было предостаточно. Но кто мог знать, где она? Кто был на ферме?
— Охрана. Четыре человека, кажется. Еще три бабы, вахтерши из ночной смены. Которые поддерживают там системы да за зверушками следят. Ну и… еще отдельно сидели Селиверстов и Жуковский. Выпивали они там.
— Вот видишь? Следовательно, если это Селиверстов, то только в паре с Жуковским. А если Жуковский, то, конечно, заодно с Селиверстовым.
— А если это охрана фермы и бабы с питомника? Бабы ведь с Мариной были. Успокаивали ее и все такое. Ну, говорили, конечно, что потом она захотела одна побыть, попросила, чтобы оставили ее. Но все-таки: бабы те на месте, а Марины нет. Может быть, и так. Я и говорю: ничего исключать нельзя.
Константин на минуту задумался.
— А вдруг кто-то один? — пробормотал он.
— Чего?
— Не оба, а один. Или Андрей, или Василий. Кто-то предатель, а другого держал рядом и пил с ним для этого, как его… Слово забыл.
— Алиби?
— Ну да. Алиби. Ну, чтобы… Да ты знаешь, что это слово означает…
— Конечно, в книжках читал. А что, такой вариант тоже возможен. Сидят пьют. Один на пару минут отлучается, типа, за закуской или за второй бутылкой. Или там поссать банально. А сам дело свое сделал, послание отправил. Вполне может быть.
— Черт, Степан, ну не могу я на них грешить! Ну хоть что мне говори! Не могу! Единственные люди, которых я уважаю. Кому доверял. Кого друзьями своими назвал бы. Ну и тебя, конечно. Не могу я так.
— Да ладно, успокойся. Мы ведь еще ничего не выяснили. Может, и не они. Эти двое мне тоже, признаться, симпатичны. Так что не терзайся раньше времени.
— Если узнаю, кто предатель, я его изорву в клочья. Кем бы он ни был. По кускам Аиду лично отдам. Падла…
— Солидарен с тобой, братка…
Внизу у подвальной лестницы послышалась возня, затем скрип петель ржавой железной двери.
— Эй, черт! — послышался голос. — Костя, Степа, это вы?
— Нет, не мы, — хмыкнул Степан и затем шепнул Ломаке: — Ни слова им не говори.
— Угу, — тихо отозвался Костя.
— Вы какого хрена тут делаете? — Это был Жуковский.
— Да покурить мы вышли, Андрей. — Отозвался Волков. — А что, нельзя?
— Не в этом дело. Я уж грешным делом подумал, что Костя не выдержал и пошел дальше Маринку спасать, а ты с ним.
— Да что мы, больные, в такую погоду? — Степан толкнул локтем Константина.
Ломака намек понял. Конечно, это могло быть просто беспокойством старшего товарища за Костю, которого отчаяние способно толкнуть на необдуманный поступок. Но после разговора со своим бывшим надзирателем Ломака совсем иначе воспринял озабоченность Жуковского.
Невозможно было разобрать, что собой представляли эти сооружения много лет назад. Может, здесь был какой-то завод, а может, просто большие склады. То, что улица называлась Станционной, никоим образом не помогало с определением функции этого массивного комплекса зданий, явно не жилого и не муниципального значения. Никакой станции поблизости не наблюдалось.
Однако сейчас это было совсем не актуально. Главное, что Рипазха и Мелиш довольно быстро нашли место, где можно переждать бурю.
Здание было в два этажа. Но это основная часть. К торцу было пристроено сооружение чуть повыше, четырехэтажное. Возможно, в пристройке размещались некие административные помещения. Основной корпус имел обширные дыры в стенах — все, что осталось от огромных окон. Стекла и рамы отсутствовали. Оба этажа большего крыла были весьма высоки, почти без перегородок внутри. Однако степень загроможденности давала лишь условное представление и о назначении, и о размерах залов. Здесь были и станки, и какие-то беспорядочно стоящие ящики различной величины и сохранности. Много снега, прилетевшего из оконных глазниц. Всякий хлам, наводивший на мысль о том, что здесь какое-то время ютилось немало людей. Возможно, даже семьями.
Рейдеры выбрали наименее подверженный воздействию внешней стихии угол первого этажа, прямо у стены, где был пустой дверной проем, ведущий в пристройку. Конечно, было бы лучше укрыть машину в этой пристройке, но лаза подходящего размера они так и не нашли. Снегоход оставили снаружи, накрыв его специальным чехлом, способным удерживать под собой тепло от только что заглушённого двигателя. Сами же перебрались в пристройку, облюбовав ближайшее к снегоходу помещение, где практически не было ветра.
