— А ты, я гляжу, хорька завел, — кивнула Алиса на волчеренка, — поздравляю. Теперь у нас два хорька будет.
— Это не хорек! Это настоящий волкер!
— Ну-ну, — ухмыльнулась Алиса. — Я же говорила, сумасшествие — оно заразно. Теперь Прыщельга хочет разводить волкеров — мало их без него развелось! Знала я одного такого — хотел разводить нутрий… А хотя что я вам все это рассказываю, вы конченые люди…
— Зачем ты тогда нас догнала? — спросил Егор. — Возвращалась бы, чем с дураками-то знаться.
Алиса усмехнулась.
— А вы что думали, я такое пропущу? — спросила она. — Не, Рыбинск, ты обо мне совсем плохо думал. Я хочу посмотреть.
— Что посмотреть-то? — угрюмо буркнул Егор.
— Посмотреть. Чем все закончится. Ходят упорные слухи, что дуракам везет. Вот я и хочу проверить, посмотреть, повезет ли вам.
Алису ничего не меняет. Нет, точно восхищаюсь.
— Ну что, чувствуешь трепет? — спросила Алиса у меня.
Я не чувствовал. Какой уж там трепет.
— Я так и думала. Но ты не собираешься отступать?
— Нет, конечно.
Алиса обогнала, остановилась перед нами.
— Скелет дал мне карту.
Она достала из рюкзака планшет, кожаный, с крепким запахом табака.
— Это шахтерская карта, тут почти все выходы из тоннелей. И все их схроны. Мы можем вернуться и пережить зиму…
Егор кашлянул. Спасибо Скелету, я его просил их придержать, а он, как назло, выпустил их за мной. И картами снабдил, и советами, как пережить зиму, не, спасибо ему, добрый человек из подземелий.
— Надо поблагодарить Скелета, хороший дяденька, — сказал я. — Не жадный, мне это в людях нравится. Только мы уже пришли, рядом уже. С чего вдруг поворачивать?
Ни хрена я не понимаю. Один дурак, вторая дура, что мне с ними делать?
— Да, Алис, мы на самом деле пришли уже, — Егор кивнул в сторону собаки. — Вон, видишь?
Алиса сощурилась.
— Какой-то черный бобик… — сказала она. — Или жучка, отсюда не видно. Это что, и есть ваша серебряная собака?
Егор кивнул.
— Сплошное уродство, — Алиса плюнула. — Это и есть цель?
— Да. За ней вход к детектору. Все началось именно здесь, под ногами…
— Ладно. Если мы уже на месте… Вперед. Тем интереснее.
Алиса зевнула.
— Жарко-то как, вот уж не думала… То есть это точно там?
— То есть это тут, — сказал я. — Мы пришли.
— А что будет, когда ты взорвешь эту самую бомбу? — спросила Алиса.
— Нижнее Метро будет уничтожено, — ответил я. — Кольцо разомкнётся. Брешь закроется…
— А если не закроется?
Надоело. Искушает. Они все время меня искушают, хотят, чтобы я отвернул, хотят сбить меня с пути. Скелет, Алиса просто искусители. Но я-то не отверну.
— Если не закроется? Если ничего не изменится?
— Посмотрим.
— Пошмотрим… — передразнила Алиса. — Совсем тебе плохо, Рыбинск? Еле живой ведь…
— Ничего, мне хватит.
— Хватит ли? Местечко-то не очень, одна трупятина…
Алиса плюнула в дохлого волкера.
— Самой сдохнуть хочется, на это все глядючи…
Из рюкзака Егора высунулся поганец, понюхал воздух.
— Жук, — Егор щелкнул волчеренка по носу. — Он на жука похож, я однажды такого видел. Слышь, Дэв, а они случайно не из жуков вырастают?
Я пожал плечами.
— Из жуков, ага, — ядовито сказала Алиса. — Из дураков они вырастают, вот что. Это я точно знаю. У нас один такой жил, дурак дураком, всем свое хозяйство показывал. Демонстрировал то есть. И додемонстрировался — парша на нем особая поселилась, бурая, как вчерашняя блевотина. И через каких-то двадцать дней этот демонстратор стал вот таким вот блевоидом. Вы все станете такими. И я стану, я уже давно это поняла. И смирилась. Я как первый раз Рыбинска увидела, так сразу поняла — от него не отделаться. Первое время меня это пугало, а потом привыкла. И ты, Прыщельга, я гляжу, уже привык. А почему здесь всюду мертвечина?
— Они дохнут от воздуха, — объяснил Егор. — Наш воздух один из десяти выдерживает, остальные мрут…
— Как всмятку все… Их сверху, что ли, сбрасывают?
Алиса задрала голову.
Неоткуда им было падать, неоткуда, надо было мне догадаться, тупому…
Но я изменился. За время своего пребывания в Москве, за последние годы жизни. Перестал видеть. Смотреть смотрел, видеть не видел. Слишком много трупов. Слишком часто я их видел, успел привыкнуть, глаз замылился совершенно. Надо было догадаться — недавний китаец не только засох, он еще и расплющен был, голова в блин, и это не просто так, стоило догадаться, стоило…
Но Алиса с Егором стали болтать о шоколадных трубках, Алисе рассказывал про них очередной «один идиотик с востока», а Егор даже вроде как пробовал, отыскав на дальней полке своего магазина нетронутую коробку. Алиса утверждала — нет ничего лучше этих трубок, она знала нескольких человек, они клялись, что поедание трубок было лучшим воспоминанием в их жизни. Егор отвечал, что трубки, конечно, ничего, вкусные, но вот он пробовал червяков из белого шоколада и с кишками из карамели и перца, так вот, трубки с этими червяками ни в какое сравнение не идут. В слоне у него, кстати, припасена для зимних праздников заветная коробка. Только где теперь этот счастливый слон, вряд ли его удастся отыскать во всей этой разрухе, а то бы он угостил Алису этими чудесными червяками.
Я шагал первым. Слушал их болтовню про сладких червяков, шоколадные трубочки и смотрел на черную серебряную собаку. Уже совсем рядом, видны разрозненные буквы на постаменте, не складывающиеся в слова, красный мох, процветающий в трещинах, и другие трещинки, на морде пса, такие мелкие, что их можно было спутать с паутиной. Пришли.
Еще сумрак, снова китайский, с вывернутыми конечностями, зубы вывалены наружу, и лежит мордой в камни, и я снова не подумал, дурак, полный, закругленный дурачина…
Я прошел мимо, едва не запнувшись за ногу сумрака, Алиса засмеялась за спиной, и Егор тоже захихикал и замолчал. Что-то брякнуло, и будто зубы щелкнули.
Обернулся, так резко, что стрельнуло в шею. Егора не было. Растворился. А Алиса смотрела вверх и делала шаг, нога зависла…
Рогатка. Я прошел по рогатке, взвел механизм, Егор вступил на него после меня, и его выбросило вверх.
И тут же в рогатку вступила Алиса, потеряла равновесие и сделала шаг.
Все это произошло стремительно, наверное, меньше чем за секунду, только оглянуться успел…
Алису толкнуло вверх. Несильно, метра на два, заряд рогатки истратился на Егора, Алиса шмякнулась и почти сразу поднялась, схватилась за руку, сморщилась.
