И корабль.
Алиса крикнула, что призрак, я и сам так сначала подумал, черный вытянутый силуэт, он шагнул точно ниоткуда, наверное, всплыл, вознесенный талыми водами или издалека откуда пригнало, в разлив и не такое случается. Медленно переваливаясь с боку на бок, поворачиваясь вокруг центра, издавая протяжные скрипы. Алиса предложила приблизиться и осмотреть судно, вдруг там есть что полезное, я отказался и стал рулить от корабля подальше. Слишком опасно. Внутри все проржавело, провалишься куда-нибудь, изрежешься железом. Или ржавой пылью надышишься, легкие испортишь. Или… Да и нет там ничего. Все корабли давным-давно разобрали, даже проводку отодрали, ничего полезного.
Корабль долго держался за нами, иногда подходя слишком близко, нависая громадиной, перегораживая ветер. Нас неприятно тянуло к нему, мне это совершенно не нравилось, корабль выглядел… Мрачно. Наверное, мы все-таки прилипли бы к нему, но корабль-призрак лязгнул и остановился, скорее всего, зацепившись за одну из крыш. Видимо, пропорол днище, он стал захлебываться и тонуть, заваливаясь на бок и зарываясь носом. Воздух выдавливался водой из внутренних помещений, отчего корабль завыл, совсем как живое существо, наверное, так стонали раненые киты.
К нашей удаче ветер усилился, я поплотнее поймал его в парус, и скоро мы корабль уже не видели. Но слышали еще долго. Стоны, и вздохи, и другие движения души.
Город остался позади. Мы проплыли над Кольцевой, оставив позади крыши и острова городских холмов, миражами выступавшие на горизонте, теперь вокруг нас оставалась лишь водная гладь, от горизонта до горизонта. Приближался вечер, сумерки, самое опасное время для жизни. Но здесь было тихо. Я оглядывал простор и не видел ничего, кроме мусора и ранних звезд.
Мы сидели рядом, молча, смотрели на небо. Я держал руку Алисы в своей, ладонь у нее была маленькая и приятная. Звезд становилось все больше и больше, они мерцали как наверху, над головой, так и под ногами, муть, растворенная в воде, постепенно оседала, и звезды теперь в ней отражались, нас окружали звезды, не хотелось ни двигаться, ни говорить. Но Алиса сказала. И я ей ответил, и указал пальцем на комету, потом на луну, а потом рассказал.
Что Егор открыл способ питания воздухом. Очень, очень перспективное направление. Алиса сказала, что направление, безусловно, замечательное. И она знавала двух типов, которые увлекались этой системой, и оба потерпели на этом поприще суровый крах.
Выяснилось, что один питался совсем не воздухом, а втихаря, вдали от свидетельских глаз, употреблял сушеных жемчужниц, за что был побит людьми.
А второй, наоборот, держался честно, все тринадцать дней, а потом у него в мозгу что-то перекосилось, и сделался он дураком. Кроме того, от бесконечного проглатывания воздуха у него внутри завелись объемные газы, которые искали выхода, в результате чего этот человек стал не только дураком, но еще и изгоем, поскольку находиться с этим юношей в одном помещении было решительно невозможно.
— А я уже начал, — сказал я.
— Что начал? — спросила Алиса.
— Питаться. По системе воздушного насыщения. Уже два дня, и чувствую себя бодрым и целеустремленным.
Алиса засмеялась. Искренне, чисто, как серебро в золотой тазик капало.
Жук неловко выбрался из палатки, понюхал воду, подумал, лизнул, булькнул лапой. Задрал голову, уставился на луну, захлебнулся и неожиданно завыл. Если этот звук можно было так назвать. Тяжелый низкий рев, наверное, так могли бы петь коркодилы, если бы имели голос. Рев был гораздо больше самого волкера, я почувствовал, как побежали мурашки по коже Алисы, она сжала сильнее мою руку.
Жук ревел.
Это продолжалось долго, тянулось и тянулось, видимо, у Жука имелся мощный объем легких. Когда вода вокруг нашего плота затряслась от мелкой ряби, а у меня заболели глаза и зубы, Жук оборвал свою песню. И тогда, не выдержав тишины, с неба начали падать звезды.
Жук снова лизнул воду, фыркнул и стал жадно лакать.
