Мы ускоряемся. Приметы засыпаны снегом, дом появляется из-за деревьев неожиданно, Хромой улыбается.
На крыльцо выходит Рыжий, смотрит в бинокль. В лесу смотреть в бинокль бесполезно, но Рыжий смотрит. Ему просто нравится. Конечно же, он замечает нас и ныряет внутрь, в дом.
— Пришли, — говорю я.
Нас ждут. Встречают горячей грибной похлебкой и чаем. Мы с Хромым пьем чай и едим похлебку. Затем немного отдыхаем. Ну а затем я приступаю к главному.
— Ну что, готово? — спрашиваю я.
Рыжий кивает.
— Надо говорить «да», — учу я. — Да.
Рыжий пытается что-то выдавить из себя, неудачно, получается только мычание.
Я гляжу на остальных.
— Да, — говорю я терпеливо. — Да. Да. Да.
— Ррр, — повторяют они.
Рыжий, Красный, Козявка, Крючок, Ягуар. Хромой тоже повторяет. Рычит.
Они сидят вокруг очага. Ждут. Сегодня важный день.
Говорить не умеют. Но стараются. Кое-что уже получается. Конечно, они уже старые. Им лет по шесть, наверное, а то и больше, это уже много. Надо брать совсем маленького дикого, лет двух, потом воспитывать. Но других диких у меня нет пока. Только эти.
Я беру иглу и помещаю ее в огненный язычок, в верхнюю его часть, туда, где огонь самый горячий.
Я думаю, диких теперь маловато вообще-то в лесах осталось. Первый снег уже выпадал, а мы их еще ни разу не встретили. Даже следов и то не встретили. Много твари переловили.
Но что-то ведь осталось… Кто-то ведь остался…
Остались. И мы их найдем. Ничего, нам некуда спешить. Время есть.
За прошедший год я кое-что узнал. Мы ходили в город за оружием, и я почти три дня провел в библиотеке. Специально читал про Меркурий и еще с собой захватил.
Теперь я много знаю про них. Меркурий — это самая близкая к Солнцу планета. От нас она тоже недалеко. Но расстояние это меняется, иногда Меркурий уходит, иногда приближается. И когда он приближается, наступает самое удобное время.
Для посещения.
Меркурий гораздо меньше Земли. И сила тяжести там меньше. Поэтому они такие высокие, поэтому они такие сутулые. И жить на поверхности там нельзя, твари живут внутри. В пещерах или в шахтах, одним словом, в норах. Поэтому у них такие глаза — они смотрят все время в темноте.
Не знаю, почему у них нет ушей, может, отгнивают — там у них должно быть влажно и жарко, в таких условиях уши могут вполне и отгнить. А может, традиция такая — с детства отрезать. Я читал, у некоторых людей в Африке был обычай, они отрезали у детей мизинцы на ногах.
Интересно, твари в Африку тоже прилетали?
А зубы у них… Ну, понятно, почему у них такие зубы.
Да, узнал я и о Меркурианской базе.
Меркурианская база насчитывала около тысячи человек. Тварей. Это хорошо. Хорошо, что их немного. С тысячей мы как-нибудь справимся…
А еще я, кстати, вычислил, сколько лет назад началась пандемия, когда был потерян контакт с Меркурием. Около ста сорока лет. То есть примерно сто тридцать лет назад они были вроде как еще людьми. Что случилось потом, я могу только придумывать. Возможно, вирус проник и на Меркурий. Или под действием солнечной радиации они мутировались. Радиация, вирус, низкая сила тяжести, недостаток воды и пищи — в результате гарнизон базы изменился. База не имела своих запасов, и очень скоро возникла проблема голода.
Ну а потом…
Потом они стали есть друг друга.
Не знаю, да и не хочу знать, как там это у них все было устроено — по жребию они друг друга жрали или тот, кто сильней, тот и прав. Короче…
Короче, в один прекрасный меркурианский день кому-то из этих людоедов пришла в голову идея слетать на родину. К нам.
Они ничего ведь не теряли, людей на Земле больше не было, а животные оставались. На суше много разного, а в море и подавно — одни киты чего стоят! Такого поймай — и весь год можно есть!
Интересно было бы посмотреть на кита…
Они прилетели, людей не застали. Тут были только дикие, впрочем, к тому времени им уже было все равно — люди, олени. Мясо. Голод. Надо было забивать трюмы.
Чем они и занялись.
Почему они не забрали меня?
Трудно ответить. Они там, конечно, превратились в чудовищ. Окончательно и безжалостно превратились. Но что-то случилось…
А может, потому, что я был воспитанник самого Алекса У, единственного с Меркурианской базы, кто до самой смерти остался человеком, может, они про это как-то узнали?
Не знаю.
Я знаю другое.
Они вернутся.
Обязательно вернутся. Они взяли много, я думаю, очень много. Но навсегда не хватит. И они вернутся.
Я думаю, это случится года через два. Может быть, через три. Осенью. Когда дичь станет жирна.
Мы будем готовы. Я уж об этом позабочусь.
— Запоминайте, — говорю я, — слушайте и запоминайте.
Я гляжу в лица моих… Не знаю, как их называть. Наверное, все-таки воспитанники.
— Слушайте. Повторяйте. Люди жили по всей земле. Их было много, они были очень сильными, летали по небу, летали на другие планеты, делали шоколадки и патроны. Но потом прилетели твари и распространили болезнь. Это было назло. Им не нужны были люди, которые знали и умели, им нужны глупые и слабые. Чтобы легче было охотиться. Потому что твари хуже лигров, потому что твари хуже всего самого плохого, это грязь…
Я говорю, и они слушают. Не повторяют. Но все понимают, я в этом уверен.
— Олень, лось, человек, им все равно, чье мясо есть. — Я смотрю, как медленно накаляется игла. — И убивают они много, и убивают без разбора, и старых, и молодых, и тех, кто в силе…
Я говорю. Долго. Игла краснеет.
— Алекс У воспитал Красного, Красный воспитал Лося, Лось воспитал Ушастого, Ушастый воспитал Козявку, Козявка воспитал Крючка, Крючок воспитал Хромого, Хромой воспитал Алекса, Алекс воспитал Ягуара, Алекс воспитал Хромого…
Игла медленно переходит в белый. Я рассказываю. Про то, как Алекс воспитал Хромого, Рыжего и еще четверых, про то, как они стали жить, и воспитали еще многих и многих, и распространились, и возродили мир, а потом…
— Что будет дальше? — Я протираю иглу спиртом, она шипит. — Дальше будет много интересного… Очень много. Дальше будет зима…
А потом придет весна, и мы пойдем в лес. Мы пойдем к лесным людям. Мы попытаемся с ними договориться, попытаемся привлечь их. Потому что твари прилетят еще, я в этом уверен. Они прилетят — любые запасы подходят к концу.
Рано или поздно.
И мы должны быть готовы.
Я окунаю иглу в чернила и начинаю. С Рыжего. Рыжий морщится и дергает рукой.
