— То есть как?!
— Вот так. — Хирург снял перчатку и внешней стороной ладони вытер нос. — Прими как данность.
— Он же не котенок какой-нибудь, чтобы его выбрасывать. Он человек!
— Он свидетель, странник. Нам не нужны свидетели. Жаль, что я не проверил остальных, вдруг кто-то жив, но холодную ночь они точно не переживут с такими ранениями. Тебе действительно его жалко? Как врач могу сказать, что повреждения у него не совместимые с жизнью. Поверь мне, я хирург.
— Член мне увеличь, хирург херов! — рявкнул странник.
— Не злись…
— Да пошел ты!
Густав раздраженно подхватил лидера и потащил его в «Козотрепку». Кириллу ничего не оставалось делать, как заняться снегоходом и парнем на носилках.
Когда все было улажено, аппарат, шурша винтами и заметая остатки следов, поднялся в воздух. Минут через пять полета, согласно показаниям навигатора, корабль завис над рекой. Кир открыл дверь. Странник даже не посмотрел в его сторону, когда хирург обратился к нему с просьбой помочь.
Махнув рукой на Густава, Кир поднял носилки с одного конца и со стоном двинул их к порогу. Они стукнулись с металлическим лязгом о невысокий бортик, затруднив Киру работу, но он напрягся и все-таки вышвырнул их вместе с телом за борт. Даже сквозь шум ветра и лопастей «Козотрепки» странник услышал хруст проломленного льда и всплеск речной воды, поглотившей еще живого человека.
Он поднял голову, легонько ударившись затылком о стенку, и закрыл глаза.
К нему подошел Кир и тихо сказал:
— Садимся через десять минут. Больше мне твоя помощь не понадобится. Затем операция, реабилитация и возвращаемся домой. Дальше живешь как хочешь. Спасибо за помощь. — Хирург замолчал, а потом добавил: — Спасибо. Ведь могло так получиться, что я не вернулся бы с задания. Тогда погибли бы еще двое. Получилось бы трое, включая меня, жену и ребенка, а не пять, поэтому не надо злиться, не такой уж я монстр.
Густав заиграл желваками, но ничего не сказал.
— Ладно, — произнес хирург. — Отдыхай. Можешь поспать. Если захочешь посмотреть на операцию, я тебя разбужу, договорились? Должно быть интересно. Тебе. Тем более тебе…
Странник услышал, как Кир после секундного замешательства прошел в кабину и закрыл за собой раздвижную дверь. Наступила тишина.
— И зачем я в это ввязался? — прошептал Густав, закрыв лицо ладонями.
Глава 13
Саранчи в то лето было много. Когда корабль останавливался, то маленький Густав слышал, как она хрустит под колесами. В тот день отец решил сделать привал на обед и у Густава появилось свободное время для того, чтобы понаблюдать за насекомыми.
Он нисколько их не боялся, потому что знал: они страшные на вид, но стоит ему, еще совсем юному и относительно слабому, сжать пальцы на голове скрипящей твари, как раз — и нету. Не нужны даже мускулы, как, например, круглый, твердый бицепс отца. Густав любил виснуть, вцепившись в его руку, а отец поднимал, опускал, поднимал и вновь опускал сына на согнутой руке, словно строительный кран бетонные блоки.
Густав сидел на корточках в тени дерева и смотрел, как саранча шевелится под его пальцем. У нее было сильное тело, на удивление сильное для такого крохотного существа. Но странник был сильнее. Он не хотел ее убивать, его лишь интересовало: а что будет? Насколько сильна саранча? Насколько прочна?
Он потянулся, чуть не упав, и поднял камень. Прицелился и ударил точно в голову насекомого, с попкорновым хрустом размозжив ее. Оттуда брызнула черная маслянистая жидкость, и саранча затихла, лишь слегка подрагивая мясистыми ногами.
Гус, как любила называть его мать, задумчиво коснулся останков того, что еще секунду назад было живым, и так же задумчиво вытер палец о джинсы, прочертив на светлой ткани полосу. Затем новая идея вспыхнула у него в голове, и он принялся увлеченно рыть.
Гус рыл могилу для саранчи.
Он сорвал с дерева ветку, переломил ее надвое, оставив тонкий слой коры сбоку, так, чтобы две части удерживались, и скрутил импровизированный крест, силуэт которого он видел множество раз на христианских кладбищах.
Потом положил тельце саранчи в ямку, засыпал его и воткнул сверху конструкцию из прутиков.
— Покойся с миром, — серьезно сказал маленький Гус и через минуту уже ловил другую саранчу.
Их было множество. Некоторым странник ломал ноги, другим перебивал тела, третьим разбивал головы, четвертым вырывал крылья, а некоторых заворачивал в листья и хоронил заживо. Глубоко.
Час на обед — он его пропустил, — час на сон. В похоронном бюро Гуса эти два часа пролетели незаметно.
Когда пришло время сниматься с места, под деревом раскинулось целое поле из крестов и темных маленьких прямоугольников могил, прибитых по бокам в горки маленькими кулачками. А Густав сидел перед этим царством мертвых, скрестив ноги, и наблюдал.
Он ждал, что будет дальше, как поведут себя его зеленые друзья.
В некоторых местах земля шевелилась. Иногда появлялись пыльные серые конечности саранчи, которая стремилась выбраться на поверхность.
Густав следил за могилами с детским любопытством, он искал ответ на вопрос: хватит ли у саранчи сил, сможет ли она выжить? И как это — выжить вообще, если перед тобой, буквально в полуметре, сидит тот, кто может эту жизнь оборвать в секунду.
Когда подошел отец, мальчик не хотел уходить, но ему пришлось. Идя к кораблю, он постоянно оглядывался, думая, что сейчас кто-то из той саранчи, что он оставил в живых, рванет из своей могилы на волю и обретет новое рождение.
Но ничего не происходило.
«Я уничтожил их», — подумал тогда маленький Густав.
Сейчас же, будучи большим и взрослым, вспоминая этот момент из детства, странник думал о том, что у саранчи имелась возможность спасения. Один-единственный, но выход: им нужно было затаиться и переждать пару часов в могиле. Ожидание зачастую — самый верный путь к спасению.
Но странник редко следовал этому правилу. Он мало когда ждал, стремясь поскорее разрешить ситуацию. Разложить ее на составные части, разглядеть, рассмотреть, понять, осмыслить и переварить, превратив в бесценный опыт.
«Козотрепка» стояла в нескольких километрах от Курска на специальной площадке. Хирург выбрал ее заранее: идеально ровное футбольное поле, отгороженное от снега забором и пятиэтажными домами, типичными для пригорода. В них никто не жил, согласно данным Кира и спутников МКГ, единственный очаг жизни в этом поселке находился на другой его стороне. И то была группа медленно вырождавшихся мутов. От зимы к зиме их становилось все меньше. Не более двадцати особей на этот год и приблизительно половины из них не станет к весне.
В общем, тихое и уютное местечко.
Мерно жужжали обогреватели, но свет и тепло почти максимально отводились из кабины и салона в операционный отсек. Густав сидел в полумраке и при температуре, годной лишь для того, чтобы изо рта не шел пар, а руки не мерзли.
