Глава 18
— Этот парень, лидер. Он повесился!
Ира рыдала, припав к груди Кира. Хирург поморщился от боли, но не стал отстранять от себя жену. Густав, стоявший за его спиной, видел, как из пореза куртки хирурга торчал гагачий пух, отличавшийся полезной особенностью никогда и ни при каких обстоятельствах не разлетаться. На заплаканном лице Иры не читалось ничего, кроме страха. Похоже, она не заметила того странного, что недавно произошло с ее мужем.
— Больно, — стонал Кир. Он полулежал на пассажирском сиденье, упираясь коленями в приборную панель.
Минут пять, после того как Кир и Густав тронулись в обратный путь, они ехали не разговаривая, слышны были только крики Кира. Оба хотели убраться от аорты как можно дальше. Она звала их к себе, тянула многотонным магнитом. Нельзя было потеряться в волшебном мареве, мерцающем где-то позади, между разрушенных домов. Сейчас это была единственная и самая главная задача. По крайней мере для Густава. Потому что у хирурга внезапно возникла другая проблема.
— Черт! Веревка прилипла к телу!
Кир расстегнул куртку и просунул руку за пазуху. Когда она зашла под веревку, которую он так и не успел снять, гримаса боли снова исказила его лицо.
Странник остановил корабль и внимательно осмотрел хирурга:
— Веревка расплавилась?
— Да. И припаялась к телу. Отдирается вместе с кожей.
Кир вытащил руку и поднес близко к глазам полупрозрачный кусок чего-то, похожего на расплавленный воск. Но это, конечно же, был не воск, а его собственная кожа.
— Но что с ней случилось? Как могла веревка, и только она, разогреться до таких температур и не сгореть?
— Не знаю. Возможно, дело не в веревке, а в том, что аорта как-то меняет организм, делает его мягче что ли. И трос с частичками одежды просто просочился внутрь тела, когда ты тащил меня. Если бы я пробыл там чуть дольше, то…
— Они бы разрезали тебя, — закончил за хирурга Густав.
— Человек средней копчености, нанизанный на бечевку. Звучит аппетитно.
— А выглядит — не очень, — ухмыльнулся странник.
Остаток пути до дома они снова провели в тишине, которую изредка нарушали Кир, когда ругался, отдирая от себя веревки, и вполне положительные гортанные восклицания Густава, которому нравилось четкое и отлаженное поведение корабля в столь непростых условиях.
Чем дальше от аорты, тем легче им становилось дышать. В буквальном смысле.
Когда они приехали к дому, дверь им, как всегда, открыла Ира:
— Этот парень, лидер. Он повесился!
— Что случилось, он жив? — спросил Густав.
Почти бегом они поднимались на второй этаж, раздевшись и сбросив снаряжение на первом. На хирурге осталась лишь висевшая лохмотьями толстовка, через которую странник мельком видел обожженную, багровую кожу. Но Ира, несшаяся впереди всех, этого не замечала.
— Нет, нет, он умер. Кажется, умер, не дышит, — сказала она. — Я не смогла определить точно, и я пробовала его снять, но он слишком тяжелый, и я хотела, но не смогла! Я…
— Почему ты не сообщила мне?! — спросил Кир.
— Я пыталась! — Ира отчаянно жестикулировала, сопровождая каждое слово энергичными взмахами, как в истерике.
Поэтому странник обогнал ее и открыл дверь, первым войдя в музыкальную комнату.
Иван висел на ремне, который зацепил пряжкой за крюк плафона основного освещения. Сам плафон, разбитый, валялся на полу. Стол был сдвинут в сторону, а под ногами висельника лежал опрокинутый стул. Хирург тут же поднял его и вскочил на сиденье, одной рукой взявшись за запястье лидера, а пальцы другой руки приложив к его шее.
— Мертв. Совсем холодный, — констатировал он спустя некоторое время. — И шейные позвонки, скорее всего, сломаны.
— Может, еще не поздно что-то сделать? — слабым голосом спросил Густав.
— Что?
— Ну, я не знаю, ты же доктор.
— Доктор, а не некромант. Он умер час назад, это минимум.
Хирург спрыгнул вниз и двумя пальцами поднял с пола кухонный нож.
— Этим ты пыталась отрезать ремень? — спросил он у Иры.
— Да, но он очень прочный, я не смогла, а потом мне стало плохо, практически сознание потеряла и чуть не разбилась, упав со стула.
Густав поднял глаза наверх, стараясь не смотреть на одутловатое лицо висельника, и действительно увидел туго натянутый ремень, впивавшийся в шею Ивана, покрытый рваными зазубринами от ножа.
Ира вцепилась в хирурга, не отпуская его от себя.
— Я звонила на корабль, сигнал проходил, но никто не ответил, — сказала она.
— Нас не было на месте, — ответил Кир. — Ты заметила что-то странное? Почему он это сделал?
— Я разве знаю?! — нервно воскликнула жена хирурга. — Я просто приготовила ему еду, решила накормить. Долго стучала, никто не отвечал. Тогда я вошла и увидела вот это. Господи, мне так страшно, я не усну сегодня…
— Только сегодня? — спросил Густав.
— Что? — Ира удивленно посмотрела на него, теребя и так порядком потрепанную толстовку хирурга.
— Завтра все будет нормально и ты уснешь? — Странник обезоруживающе улыбнулся и подошел к Ивану. Он почему-то стал рассматривать его руки.
— Что за вопросы? — попытался Кир вступиться за жену. Похоже, неожиданный прилив энергии, пришедший вместе с не самой приятной новостью о самоубийстве лидера, прошел, и теперь на хирурга обрушилась апатия.
Такая апатия случилась и со странником, когда он первый раз побывал в аорте. Но сейчас Густав чувствовал себя гораздо лучше Кира.
— У него что-то с ногтями, — наконец сказал странник. — Один черный, другой сломан наполовину. Как будто он пытался… ну, не знаю, вырваться откуда-то.
— Откуда? — Хирург мотнул головой и сонно, медленно, пару раз моргнул.
— Не могу знать. — Теперь Густав стоял на стуле и разглядывал покойника. — Но так могло получиться, если бы кто-то душил его. Повреждение ногтей говорит о том, что он отчаянно боролся за жизнь, желая сорвать с себя петлю, прежде чем закончится кислород или переломятся шейные позвонки. И еще борозда от ремня. Она какая-то слишком узкая. Синяк в палец толщиной, а ремень шире.
— Я не совсем улавливаю. Ты хочешь сказать, что его убили? — спросил Кир.
Ира быстро посмотрела на него и приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но Густав перебил ее:
— Я всего лишь предполагаю. Зачем ему нужно было убивать себя?
— Да какая разница зачем! — сказала жена хирурга. — Он повесился! Кто мог сделать это за него? Я?! Кир?!
— Обвинять я не буду, не в моих это правилах. — Густав пожал плечами. — Но я все же не вижу причин для самоубийства. Когда я с ним разговаривал, он вел себя вполне спокойно. И потом, как он мог снять магнитные наручники?