Они не успели к утру. Карабкаясь в сумраке по морене, волоча на себе столько груза, едва успели подняться до ледника. Сбили колени и расцарапали руки. На морене все двигалось, осыпалось вниз. Вмерзшие в лед камешки драли ладони. На узкой полке, выпаханной в скале отступившим ледником, остановились. Не было сил идти. Ледяной ветер резал как нож, обжигали холодом промерзшие камни.
Семена все время тащил Юс. Тащил, не чувствуя ног. А на этой полке — упал. Ноги больше не слушались. От них поднялся тусклый холод и долился до сердца, до горла. Юс хрипел, стараясь выкашлять мертвую слизь, задыхался, скорчившись на чешуйчатых камнях. Тогда к нему снова пришел ангел, маленький и серый, и стал в изголовье.
Подожди немного, крылатый, — попросил его Юс, — подожди, пожалуйста. Дай мне еще немножко, а? Я ведь знаю, я ведь в долг живу, не своим живу, я почти весь в том подвале остался. Я ведь тебя знаю. Это ты тогда приходил ко мне, ты. Зачем ты не забрал меня тогда? А теперь вот, видишь, чего я наделал. Мне нужно, пожалуйста. Еще немного, а?
Ангел кивал и становился все тоньше, прозрачнее, и просвечивали уже сквозь него зубчатые грязные сераки, и серый покатый горб ледника за ними, — и вдруг там, на самом верху, загорелся тускло-желтый огонь. Заплясал, заискрил, стремительно наливаясь алым. А через минуты уже поползло наверх, за перевал, немыслимо яркое, раскаленно-белое солнце.
Первый раз по ним выстрелили через три часа, когда солнце уже растопило корку на леднике и разбудило дремавшую в его прожилках воду. Сухонько, слабо щелкнуло внизу, погнало вверх тонкое эхо. За ним — еще, и еще. Потом взвизгнуло впереди, посыпалось каменной крошкой.
— Стойте, — прохрипел Семен, — стойте. Вон, морены грэбень торчит, туда. Туда.
Юс свалил Семена на успевшие накалиться камни, упал рядом.
— Во воны, вон, — Семен показал рукой. — Все, приплыли. Нина, давай мне дубальтовку свою.
— Зачем? — спросила опешившая Нина.
— Як зачем? А як вы праз перевал пойдете? Воны ж на взлете постреляюць вас, бы кур. Голо там, ховацца некуды. Маяк мой ще у вас? Не выкинули?
— Не выкинули.
— Добже. Можа, цяпер ж и покликаем хлопцыв, а?
— Нет, — ответил Юс. — Нет.
— Эх, Юсе. Тады не добыв, та зараз добывает.
— Если ты вызовешь своих хлопцев, ты убьешь мою Олю. Вместе со мной.
— Знаю, Юсе, знаю. Прабач. Так, ситуевина. Шо ж тут зробыш. Юсе, обяцай мне, шо штука гэта до Ибрагима не попаде. Обяцаеш?
— Да, — ответил Юс. — Я обещаю это тебе. Ты же знаешь, что я собираюсь сделать.
— Добже, Юсе, добже. Тильки помирать неохота. Ох, неохота, Юсе. А дзень сення файны. Файны. Hex Нина мне пушку свою дасць. Ведаеш, як працоваты з маяком? Ведаеш? Добже. Код сем тры одын восемь восемь. Включиш, воны через дваццаць хвылын зъявяцца. В Кызылрабатэ воны, у майора. Вин сябра мой, з им в Афгане куковалы. А цяпер — давай пушку.
— Семен, мы тебя дотащим.
— Дотащим, холера ясна. Воны догоняць праз поугадзины, самое большое. И тогда шо? Разом сдохнем? Большая радость.
— Ты уверен, что он под дулом автомата не заставит нас вызвать его хлопцев? — спросила Нина.
— Дай ему автомат. Дай. Пожалуйста, — попросил Юс.
Нина сняла с плеча автомат. Передернула затвор. Вытянула из рюкзачного клапана сверток.
— На. Тут еще три магазина полных.
— Тры магазина, надо ж, — Семен ухмыльнулся. — Ну шо, браце Юсе, бывай. Сустренемся у казалупа на шастку, як класик казау.
— Спасибо, Семен, — сказал Юс. — Спасибо.
— Кали ласка. Пышлы прэч. Чаго чекаеце?
Он высунулся из-за камней, прицелился, дал очередь.
— Гарна пушка. Только коротковата. Ну шо сталы? Кацицеся!
Уже на перевальном взлете Юс обернулся. Семен оттуда казался крохотным пятнышком на каменном острове среди белесо-серого, огромного, захлестывающего небо ледяного моря.
С перевального плато, покатого, медленно спускающегося на запад снежного поля, они вызвали вертолет. Нина вытащила радиотелефон из Шаверовой сумки, набрала код. Дождалась ответа, заговорила. Потом Юс вынул из ее руки телефон, заговорил сам.
— Это же безумие! — крикнула Нина. — Безумие! Они догонят нас, догонят и расстреляют!
— Не думаю. Они наверняка держат ее поблизости. А иначе как им договариваться со мной?
— Пристрелить тебя к чертовой матери!
— А вот чтобы этого не случилось, нам и нужны наши подарки, — сказал Юс, расшнуровывая рюкзак.
Расшнуровал, расстегнул, вытряхнул обе черных округлых коробки в снег.
— Активировать нужно обе. Бери. Говоришь, у них дистанция как у обычной мины?
— Да. Сначала код, потом таймер. Потом проволока. Боже ты мой. Идиотизм. Они не поверят.
— Почему? Поверят, и еще как. А если не поверят, все закончится очень быстро. Выброси все. Палатку, спальники, примус. Больше не нужно.
Перед ним на снегу лежал чемоданчик со скругленными краями. С тускло-красным клеймом. Двадцать килотонн. Так просто. Проржавевшие защелки. Будто на кейсе. Ручка. И под крышкой два тумблера и круглый переключатель с рисками. Дни, минуты, часы. Десять дней, пять, два. И ноль. Ноль дней, ноль часов, ноль минут. Поставить. Щелкнуть тумблером. Потом достать проволоку. Вот за это колечко. Но не сейчас. Не сейчас.
Солнце хлестало по лицу. Плясало на снегу. Будто раскаленный, крадущий влагу шлак на щеках. Уже полопались губы. Позабыл намазаться кремом.
Потом лицо распухнет. Станет будто бифштекс. Покроется коркой, полопается, сочась сукровицей и гноем. Не сейчас. Потом. Если успеет. Юс рассмеялся.
— Что такое? — крикнула Нина.
— Да ничего. Вспомнил, что не намазался кремом.
— А я намазалась заранее, еще с ночи. Хочешь? У меня еще есть.
— Да нет. Я, пожалуй, обойдусь.
— Смотри. Оля твоя не узнает.
— Узнает. Она — узнает. Ты готова?
— Да, вот твоя обвязка, — Нина кинула ему брезентовую ленту.
— Я пойду первым. Жди, пока не подам сигнал. Подходя, собирай веревку.
— Я знаю, — сказала Нина.
— Ну и прекрасно. Пошли.
— Погоди.
— Что такое?
— Послушай.
Юс прислушался. Снизу, с востока, ветер принес едва различимую сухую россыпь: тат-тат-тат. И чуть громче: па-па. И снова: тат-тат.
— До свидания, Семен, — сказал Юс. — До свидания.
На западной стороне было много снега, и до края ледника они добрались почти без помех. Только однажды, на повороте ущелья, пришлось перебираться через большую трещину. Ледник загибался влево, вздыбливался сераками. Трещина прорезала его целиком, от края до края. Снежный мост просел, местами провалился, и сквозь дыры виднелись зеленовато-серые стены, уходящие далеко вглубь. Юс провалился по пояс, дернул за веревку судорожно: страхуй! Но под ногами не чувствовалось пустоты. Пошевелился немного, — да, лед. Перемычка. Загребая ладонями снег, пополз. Выбрался наверх, на другую сторону. Перекатился на бок.
