Толпа тут же покорно отступила назад, явно признавая права Лешки говорить с ними в таком тоне.
— Перенесем тело отца в наш дом, — сказал Лешка мужчинам, которые продолжали держать тело старца в руках. — Там мы осмотрим его и вместе решим, как быть дальше.
Никто не осмелился ему возразить. И траурная процессия двинулась через весь поселок. Из домов выбегали люди, узнавали, в чем дело, и тоже принимались плакать. Так что к тому моменту, когда тело покойного прибыло к его дому, весь поселок уже знал о случившемся несчастье.
Однако в дом вошли лишь те, кого допустил туда Леша. Друзья тоже оказались в числе избранных. Также тут был и отец Порфирий, и мать самого Леши. А еще несколько назареев из числа наиболее приближенных к покойному. Кроме того, встречать их вышла хоть и немолодая, но еще крепенькая тетенька с недобрым лицом и сжатыми губами. Узрев тело старца, она побледнела еще больше. А увидев друзей, зло зашипела на них:
— Прочь! Нечистые должны покинуть дом святого человека!
— Помолчи! — велел ей Лешка. — Честно, не до тебя сейчас!
После этого неприятного вида тетка не произнесла больше ни слова и сразу же скрылась в дальних помещениях дома.
Уложив старца на стол, сыщики осмотрели его тело. И стало ясно: первоначальная версия Лисицы о насильственном характере смерти отца Захария совершенно правильна. Складки кожи на шее и густая окладистая борода прикрывали небольшое отверстие, которое стало видно на коже, когда с нее смыли кровавые подтеки.
— Отсюда и вытекла кровь, которую я обнаружил в помещении для молитвы. Твоего отца убили!
— Это еще не факт.
— Что тут думать? Посмотри сам, на его шее колотая рана. Он не мог нанести ее себе сам, потому что во всей комнате нету ничего, что можно было бы использовать для нанесения такой раны.
— Нет, — помотал головой Лешка. — Я не могу в такое поверить. Убийство? У нас? Такого никогда не случалось!
— Но случилось.
— Нет, просто невозможно.
И Лешка опустил голову на руки. Охватившие его чувства были слишком сильны, чтобы он мог показывать их окружающим.
— Я не могу поверить в такое кощунство, — пробормотал он наконец. — Кто мог покуситься на жизнь отца? Да еще в таком святом месте!
— Я бы сказал, что это сделал человек абсолютно неверующий, — предположил Лисица.
— Чужак! — встрепенулся Лешка. — К нам проник кто-то чужой!
— Эй, ты поосторожнее в выборе выражений. Мы твоего отца почти не знали. Зачем нам его убивать? Пусть он нас встретил и не очень ласково, но это его право.
— Нет, друзья, не про вас речь! В поселок проник кто-то совсем посторонний. Кто-то такой, кто люто ненавидел отца и всех нас! Кто-то, кто пожелал причинить нам всем такое огромное горе!
— А что? Есть и такие?
Лешка помедлил, потом вопросительно взглянул на свою мать, отца Порфирия и остальных. Те ответили ему лишь взглядами, достаточно выразительными для того, чтобы понять: все эти люди знают нечто такое, что могло привести к смерти отца Захария. Но вместе с тем взгляды были недостаточно информативны, чтобы сыщикам удалось понять, что же такое случилось в жизни поселка, что теперь привело к такой ужасной трагедии.
— Так что? — повторил свой вопрос Лисица, так как Лешка и остальные по-прежнему смущенно мялись. — У твоего отца были враги?
Но вместо Леши ответила его мать.
— Нечестивцы, — дрожащим голосом произнесла она. — Нечестивцы, изгнанные моим мужем из нашей общины, вернулись, чтобы отомстить ему!
Кира с Лесей даже подпрыгнули, услышав этот голос. Они впервые слышали голос Лешкиной матери так близко, и теперь не могли поверить своим ушам. Именно этот женский голос они слышали сегодня днем у них в саду. Это она та самая Мила, которая разговаривала возле забора. Это к ней обращался по имени один из назареев. И это она склоняла его явно к чему-то если не опасному, то запретному, это уж совершенно точно.
И чтобы подтвердить свою догадку, Кира спросила у Лешкиной матери:
— Простите, вас ведь зовут Мила, я не ошибаюсь?
— Да, Людмила мое имя. Я бы сказала, что рада знакомству с вами, но боюсь, время неподходящее для обмена любезностями.
Можно подумать, подруги сами этого не понимают! Но их интересовала личность Лешкиной матери, которую они теперь подозревали в совершении чего-то неправедного и нехорошего. Ну, или если и не в совершении, то в задумке уж точно!
Но Лисица и остальные ничего этого не знали. И тем не менее они с заметным интересом прислушались к словам Лешкиной матери.
— Что за нечестивцы, о которых вы говорите? Их имена? Вы можете нам их назвать?
Женщина кивнула.
— Да. Они мне известны.
— Хотите назвать имена убийц?
— Полагаю, все мы знаем их, — произнесла женщина, обведя глазами всех присутствующих и особенно задержавшись взглядом на сыне. — Да, Леша? Я могу назвать эти имена твоим друзьям?
— Говори, мама.
Женщина подняла свое красивое, совсем не старое еще лицо и предельно четко произнесла:
— Я обвиняю в убийстве моего мужа Илию — нашего нечестивого брата.
— Почему именно его?
— Он прилюдно грозился смертью лютой отомстить моему мужу. Спросите любого, все помнят, как он грозил, что в течение трех лет мой муж — Захария умрет и умрет он не своей смертью. С тех пор прошло три года. И вот смерть настигла моего бедного мужа.
— Илия? Можно с ним поговорить? Позовите его сюда.
— Это невозможно. Он изгнан из нашей общины три года назад. С тех пор о нем никто ничего не слышал.
— Вот как… А за что, можно узнать?
— Человек, возжелавший жену своего брата и легший с ней в постель, должен знать: его ждет суровая кара. Мой муж был очень снисходителен к нечестивцу, негодяя следовало бы забить камнями и палками за тот грех, который он совершил и в который ввел эту бедную женщину.
Как вовремя вспомнила мать Лешки про этого Илию! Дело было три года назад, а она сразу же обвинила именно его в убийстве своего мужа. И прозвучало у нее это обвинение очень веско, словно она заранее подготовила свою речь. Подругам по-прежнему не давала покоя мысль о том, что сама Людмила склоняла к чему-то одного из назареев. И это что-то было явно делом преступным, иначе бы он так не сопротивлялся.
Однако их друзья заинтересовались предложенной Лешкиной матерью версией.
— И… и с кем же он согрешил? Где эта женщина? Может быть, она знает, где искать преступника?
— Она была невинной жертвой совершенного над ней насилия. Я не хочу называть вам ее имя, дабы не опозорить ее еще больше.
— А… а ее муж?
— Его сердце не выдержало нанесенного ему предательского удара. Он умер в то же время.
