- Не должна, - согласился муж. - А почему же она врёт?
- Да бог ее знает, - Настя махнула рукой, при этом с
широкого лезвия ножа соскользнула долька помидора и шмякнулась на пол. - В этом
возрасте все врут. У них какая-то искаженная картина мира в голове, и им
кажется, что нам, заплесневелой ветоши, правду говорить ну никак нельзя, потому
что мы, ветошь плесневелая, все равно ничего в жизни не понимаем, а уж в их
жизни - в особенности.
С тяжким вздохом, держась за поясницу и изображая
непереносимые мучения, она наклонилась, чтобы поднять прыткий овощ, не желающий
оказаться съеденным, и выбросить в мусорное ведро.
- Ты видишь, Чистяков, от меня в хозяйстве одни убытки,
я половину продуктов роняю на пол, и их приходится выбрасывать, а в другую
половину настригаю части своего нежного организма. Может, переменишь решение,
а?
- Ни за что, - отрезал Алексей. - Настоящие мужчины от
своих решений не отступают.
С салатом Настя худо-бедно справилась, присмотреть за мясом
Чистяков снисходительно помог, давая попутно разъяснения и советы, которые она
старалась запомнить с первого раза, и в целом ужин получился очень даже
славным.
Если бы не Коротков…
Он все- таки позвонил, причем именно в тот момент, когда
Настя, пребывая в эйфории от вкусной и почти собственноручно приготовленной
еды, утратила бдительность и сама взяла трубку, услышав звонок.
- Ну, ты как? - осторожно начал он.
- Нормально, - бодренько ответила она.
- Чего делала в первый день отпуска? Валялась с
книжкой?
- Ездила на кафедру, общалась с научным руководителем.
Наслушалась всяких кошмаров и страшилок.
- Слышь, Ася, а у нас, похоже, серия намечается…
- Ничего не знаю! - отрезала она.
Но хитрый Коротков сделал вид, что не услышал, и неторопливо
продолжал:
- Помнишь, в середине марта был труп в Печатниках? Я
сегодня сводку смотрел, появился еще один, очень похожий.
- Юра, мы же договорились, - умоляюще произнесла она. -
Ну будь ты человеком, пожалуйста.
- Ну давай я тебе хоть расскажу, - не отставал
Коротков.
- Я ничего не хочу слушать. Я в отпуске. В длинном.
Сначала в очередном, потом в учебном. На два с половиной месяца. Мне нужно
позаботиться о своем будущем, потому что ни ты, ни кто-либо другой за меня
этого не сделает. Ты в состоянии это понять?
- В состоянии, - угрюмо пробормотал Коротков. - Значит,
нет?
- Нет.
- Твердо? Окончательно?
- Твердо и окончательно.
- Аська, а ведь я твой друг. Неужели не поможешь? Что,
двадцать лет дружбы - псу под хвост?
- Юра, я тоже твой друг. Неужели ты не можешь войти в
мое положение и мне помочь? И насчет пса с хвостом я могу сказать тебе в точности
то же самое.
- Ну ладно, мать, извини, что побеспокоил, Но просто
так звонить можно?
- Просто так - можно, - разрешила она.
Ужин, конечно, получился вкусным, но после разговора с
Коротковым Насте отчего-то показалось, что еда горчит. И вообще было как-то…
неприятно, что ли. Тяжело на душе. Одним словом, остался противный такой
осадок, испортивший остаток вечера.
* * *
- Куда ты собираешься?
А голос- то, голос! Ну прямо надзирательница или
какая-нибудь классная дама из пансиона для благородных девиц. И праведное
негодование в этом голосе, и презрение, и уверенность в том, что не ответить
Аля не посмеет, и одновременно уверенность в том, что тетка наверняка скажет
неправду.
- А ты считаешь возможным задавать мне такие вопросы? -
спросила она, чуть улыбнувшись и продолжая натягивать шелковистые колготки. -
Более того, ты считаешь возможным входить ко мне, когда я одеваюсь?
- Судя по тому, как ты одеваешься, ты опять собралась
на свою позорную случку! - фыркнула Дина. - Как ты можешь? Нет, я не понимаю,
как ты можешь! Он моложе тебя, он тебе в сыновья годится. Неужели тебе не
стыдно?
Аля оглядела себя в зеркале, провела ладонями по узким
бедрам, открыла шкаф, достала облегающую трикотажную юбку средней длины, таких
юбок у нее было по меньшей мере пять или шесть, в них ей было удобно водить
машину. Длинные узкие юбки стесняли движения, а юбки покороче, но другой
конфигурации, не такие, как выражается племянница, «в вызывающую облипочку»,
Элеонора не любила еще с юности, и всё эти клеши, плиссе и гофре прошли мимо
нее. Она всю жизнь носила только прямое и узкое, благо фигура позволяла.
Дина стояла в дверном проеме, облаченная в обычный свой
балахон, на сей раз оранжевый с коричневыми пятнами и разводами, но, слава
богу, без свечи. И говорила она с теткой нормальным голосом, без подвываний и
специфических модуляций, призванных нагонять таинственность.
Аля невольно вспомнила недавний свой страх перед девушкой,
которая показалась ей тогда самой настоящей сумасшедшей. Нет, сегодня она была
обычной, никаких признаков безумия в ней не наблюдалось. Да, она хамит, она
неподобающим образом разговаривает с сестрой отца, которая чуть ли не в три
раза старше ее самой, да и с отцом тоже, она сует нос не в свое дело, но это -
всего лишь особенность характера и дефекты воспитания, а отнюдь не признаки
безумия.
- Диночка, я не собираюсь обсуждать с тобой свою личную
жизнь, - спокойно произнесла Аля. - Я говорила тебе об этом неоднократно. Ты не
производишь впечатления тупой девицы, которой надо все повторять по десять раз.
Так в чем же дело?
- Это не личная жизнь, а сексуальная. Половая, если
хочешь. Это неприлично.
О господи, как она устала от всего этого! Три года, как с
ними нет Веры, и за эти три года Дина выжала из своей тетки все соки, выпила из
нее весь запас долготерпения и сострадания. Осталось только понимание. И еще
любовь. Аля любила племянницу, и Ярослава, Славика, младшего брата Дины, она
любила, и их отца, своего брата Андрея, она тоже любила. Но если с Андрюшей и
Славиком проблем не было никогда и никаких, то Дина - это что-то! Аля давно уже
поставила бы девчонку на место раз и навсегда, но удерживало понимание. Да, она
не только любила Дину, но и понимала, почему она так себя ведет. Конечно, для
Элеоноры Николаевны Лозинцевой понимание вовсе не означало прощения, но
помогало сдерживаться и не реагировать на выходки Дины слишком уж бурно. Вместо
повышенного тона и резких требований «заткнуться и не лезть», она прибегала к
аргументам, рассуждениям и всему прочему арсеналу, позволяющему снизить накал
конфликта.
- Кто тебе сказал, что половая жизнь - это неприлично?
- осведомилась Аля, открывая по очереди тюбики губной помады и прикидывая,
какой цвет наилучшим образом будет сочетаться с бежевым шерстяным джемпером. -
И кто тебе сказал, что термин «половая жизнь» более неприличен, чем
«сексуальная»? Они обозначают одно и то же. И оба относятся к нормативной
лексике.
