А вот встреча с сыном Бычкова, Юрием, ее озадачила. Он
спокойно и добросовестно рассказывал ей о медсестре Танечке Шустовой, о ее
характере, привычках, о том, какие мужчины ей нравились и каких подруг она
выбирала, как относилась к работе, к коллегам и к больным, но не произнес ни
одного слова, из которого можно было бы сделать вывод, что с Танечкой его
связывало нечто большее, чем просто работа в одном хирургическом отделении.
Может быть, Бычкову дали недостоверную информацию?
Пересказали какую-то сплетню, не имеющую ничего общего с
действительностью, или просто ошиблись, или он что-то не так понял. Впрочем,
если насчет Юрия и Танечки сведения верные, то узнать это совсем несложно,
достаточно всего лишь взять в архиве дело и посмотреть, а можно и еще проще:
поговорить с другими врачами и сестрами той больницы, наверняка кто-то что-то
знает. Но если о связи доктора Бычкова и медсестры Шустовой знали хотя бы
несколько человек, то какой смысл делать из этого секрет? Тем более теперь,
когда прошло больше двух лет. И тем более скрывать это от отца.
Спрашивать Юрия в лоб Настя не решилась. Юрий при ней
позвонил по нескольким телефонам и договорился со своими бывшими коллегами по
отделению, которые согласились встретиться с Настей. Было еще не поздно, всего
семь вечера, и доктор Аверина, жившая в том же районе, что и Настя, выразила
готовность уделить Каменской немного времени. Она хорошо помнила погибшую
медсестру.
Нина Семеновна Аверина оказалась высокой полной дамой с
громоподобным голосом, выпуклыми глазами и торчащими во все стороны седеющими
космами. Эдакая раскормленная Баба-яга, из которой энергия просто бьет ключом.
- Ужасная история, просто ужасная, - приговаривала она,
усаживая Настю в маленькой, заставленной мебелью, но очень уютной комнате. -
Юрий Назарович объяснил мне в общих чертах, что вас интересует, поэтому я не
буду вам говорить, какая Таня была чудесная и как ее все любили. Это неправда.
Она была очень сложным человеком, и в отделении ее не любили. Она со всеми
конфликтовала. Но в том, что касалось больных, никаких претензий. Ни малейших!
Блестящий профессионал, и больных жалела, и их родственников. А вот к коллегам
была совершенно безжалостна, не прощала небрежности, промахов и ошибок, ни на
что не закрывала глаза и из-за каждой мелочи поднимала скандал. Только один
Юрий Назарович и мог с ней мириться.
- У них что, был роман? - осторожно спросила Настя.
- Ну разумеется. - Нина Семеновна пожала пышными
плечами. - Об этом все знали. По-моему, они даже жили вместе. А что, Юрий
Назарович вам этого не говорил?
- Нет.
- Странно, - покачала головой Аверина. - Чего тут
скрывать? Он был не из тех врачей, которые стесняются связи с сестрами. И потом,
у них все было серьезно, он даже был представлен Таниным родителям.
- Это точно? Вы не путаете?
- Да нет, что тут путать-то? Я хорошо помню, как
однажды он с утра жаловался на головную боль и говорил, что накануне у Таниного
отца был юбилей, не то сорок пять лет, не то пятьдесят, и он там немножко
перебрал со спиртным. Нет, я это совершенно отчетливо помню.
Ну совсем интересно! А ведь когда Настя спросила Юрия, не
может ли он устроить ее знакомство с родителями убитой девушки, он твердо
заявил, что не знаком с ними и вряд ли его рекомендация будет иметь силу. Более
того, он сказал, что ничего о них не знает, ни где они живут, ни чем
занимаются, и вообще не знает, какая у Татьяны была семья.
Зачем же так бессмысленно врать? Ведь он должен был
предположить, что если Настя начнет разговаривать с другими врачами и сестрами,
то правда все равно вылезет. Или понадеялся на то, что никто не вспомнит, а
если и вспомнит, то не сочтет важным и не скажет? Все равно глупо. Но даже у
глупых поступков всегда есть причина, и причина эта вот уже два года является
для Назара Захаровича поводом для беспокойства. Как он сказал? «Все самое
плохое я уже и так подумать успел…» Неужели подозревает собственного сына в
причастности к убийству? Да, наверное.
Тем более убийство-то не раскрыто. Подозревает, но точно
знать не хочет. Или хочет, но боится узнать такую правду, которая ему не
понравится. И хочется, и колется…
- И потом, - продолжала между тем Нина Семеновна, - я
очень хорошо помню тот день, когда Таня не вышла на работу. Юрий Назарович
ночью дежурил, я пришла как обычно в половине девятого, а к девяти - слышу,
разговоры пошли, что Шустова опаздывает и та сестричка, которая всю ночь
отдежурила, домой уйти не может. Ну, я вам уже говорила, Таню в отделении не
любили, она ведь всегда шум поднимала, когда кто-то опаздывал, поэтому народ
начал злорадствовать, мол, теперь и безупречную Шустову можно попинать за
нарушение трудовой дисциплины. Так вот, я сама, своими ушами слышала, как Юрий
Назарович звонил ее родителям. Оказывается, Таня накануне вечером была у них и
часов около одиннадцати звонила Бычкову и сказала, что выезжает.
- Куда выезжает?
- Ну как куда, к Бычкову, надо полагать, она же у него
жила. А тут как раз по «Скорой» доставили тяжелого больного с перитонитом, Юрий
Назарович с ним до середины ночи провозился, поэтому больше с Таней не
перезванивался. Дома у него трубку никто не брал, ну, все решили, что она
просто проспала и поздно выехала, прождали еще час, но она так и не появилась.
Тогда Юрий Назарович уехал домой, а потом позвонил в отделение и сказал, что
Таня у него не ночевала. То есть от родителей она уехала, а к Бычкову так и не
приехала. Тут уж мы поняли, что дело неладно, и стали звонить в милицию. Так
что можете не сомневаться, и жили они вместе, и с родителями ее он был знаком.
Странно все-таки, что он вам этого не сказал.
- Странно, - согласилась Настя.
Выйдя из дома, где жила Аверина, она медленно направилась к
автобусной остановке. Как же поступить? Позвонить дяде Назару и сказать, что
да, его сын действительно близко знал убитую Таню Шустову, более того, об их
романе знало все отделение, но Насте, хорошо знакомой с отцом, он об этом ни
словом не обмолвился? Ну, скажет она это, и что?
Что толку-то? Назар Захарович и без того знает, что сын от
него что-то скрывает. А если позвонить этому самому сыну и спросить? Теперь уже
можно задавать любые вопросы, ведь сведения о романе с медсестрой она получила
от Авериной, так что отец доктора Бычкова вроде бы и в стороне.
Автобуса долго не было, Настя замерзла на остановке да к
тому же почувствовала такой сильный голод, что даже голова закружилась.
Огляделась по сторонам в поисках киоска с каким-нибудь фаст-фудом, но ничего
подходящего не увидела, поэтому купила пакетик картофельных чипсов. Вообще-то
она эти чипсы терпеть не могла, они были вкусными, пока их ешь, однако уже
через сорок минут у Насти начинался приступ жесточайшего гастрита, но голод на
этот раз оказался сильнее нелюбви и к чипсам, и к гастриту. Конечно, если бы в
киоске нашлась какая-нибудь шоколадка, это было бы куда лучше, но шоколадки не
было. Зато были ненавистные чипсы аж пяти разных сортов.
