Ну что ж, стало быть, с Инной Семеновной Шустовой придется
встретиться еще раз и заранее попросить уделить для беседы часа два, не меньше.
Но уж к завтрашней встрече с семьей Кристины Лозинцевой, ежели таковая
состоится, надо подготовиться как следует. Настя основательно перерыла книжные
полки, обнаружив, к вящей радости, огромное количество книг по криминологии и
психологии, да не учебников, которые она и так наизусть помнила, а монографий и
сборников, в которых публиковались результаты отдельных глубоких исследований.
Некоторые книги даже имели гриф «для служебного пользования», и Настя долго
недоумевала, как она ухитрилась их раздобыть и не вернуть вовремя. Впрочем, во
времена бесконечных перестроек, слияний, вливаний и разделений, сотрясавших
органы внутренних дел с начала девяностых годов и по сей день, это было делом
нехитрым, ведь ее отчим и огромное количество его знакомых работали в учебных
заведениях и научных учреждениях системы МВД, а в каждой такой организации
имелась библиотека специальной литературы, и каждая библиотека разделяла общую
судьбу организации. Настя просила книги, отчим их приносил… В суете и хаосе
можно было даже разжиться любой нужной литературой, даже целыми диссертациями,
не то что книжками по криминологии и пособиями по изучению личности
преступника. Кстати, совершенно непонятно, зачем этим книгам присваивали гриф
ограниченного распространения? Ну какой толк иностранной разведке от сведений о
личности советских воров и насильников? В начале девяностых гриф сняли,
литература эта стала открытой, и за ее сохранностью в библиотеках следить
вообще перестали.
Обложившись монографиями, пособиями и сборниками трудов и
положив перед собой распечатку материалов по делу Семагина и конспект
прослушанной по телефону лекции, она принялась за работу. Леша тут же
оккупировал освободившийся компьютер и занялся очередным докладом, с которым
ему предстояло ехать в середине лета на симпозиум в Лондон.
- Аська, у нас сегодня рабочий день до которого часа? -
крикнул он из комнаты, когда стрелки часов стали подкрадываться к полуночи.
- Пока не сломаемся. А что, ты уже спать хочешь?
- Нет, еще терпимо, часа на полтора сил хватит. А
подъем завтра во сколько?
- Как проснемся. Мы же ничего вроде не планировали на
утро.
- А ты про какую-то встречу говорила…
- Так это еще неизвестно, состоится ли. Я думаю, часов
в одиннадцать мне позвонят и скажут, а до одиннадцати можно дрыхнуть. Да, Леш,
я хотела тебя предупредить насчет Короткова. Он может попытаться позвонить
ночью, якобы поздравить меня с Пасхой, так ты не поддавайся на провокации,
скажи, что я сплю глубоким атеистическим сном. Ладно?
- Ладно. Только зря ты боишься, он наверняка спит без
задних ног. Куда ему при его-то работе в Пасхальную ночь бдеть?
- Ой, Лешик, не обольщайся, он тут на прошлой неделе
какие-то разговоры со мной вел насчет того, что Ирина собирается на Крестный
ход, и вроде он с ней тоже пойдет… Молодожен же, понимать надо.
- Ну, тебе виднее. Кстати, я все хотел спросить…
Ничего, если мы на пять минут прервемся?
- Давай.
Настя встала из-за стола, потянула затекшую спину и вышла из
кухни в комнату. Привычным жестом ухватила стоящего на холодильнике Дедка -
деревянную фигурку старичка-странника, с которым теперь почти не расставалась.
Особенно нравилось ей гладить и ощупывать кончиками пальцев морщины на его лице
и крепкие мускулистые ноги, это отчего-то помогало сосредоточиться и при
разговорах, и при размышлениях. А еще, когда никто не видел, она потирала губы
тульей его старенькой шляпы.
Кажется, физиологи что-то такое говорили насчет губ и
кончиков пальцев, якобы они как-то там связаны с мыслительной деятельностью…
Настя точно не помнила, но эффект, как ей казалось, ощущала вполне. Не зря же,
в конце концов, многие люди в задумчивости пощипывают большим и указательным
пальцем нижнюю губу, значит, что-то в этом есть.
- Что ты хотел спросить?
Она уселась на пол у ног мужа и запрокинула голову. Из
такого положения и без того высокий Чистяков казался совсем огромным, он
нависал над Настей и создавал у нее чувство полной и абсолютной защищенности.
- Тут дружок твой Коротков, пока тебя ждал, рассказывал
мне какие-то страшные истории про грядущие перемены в вашей конторе, в частности,
про то, что теперь вас разделят на управления по видам преступлений и в каждом
управлении будут свои аналитики. И ты, как самый крутой специалист по анализу
убийств, найдешь там свое законное место и такую должность, при которой тебе
дадут звание полковника и возможность служить до полного поседения. Ты
считаешь, это реально?
- Леш, я в это не верю. Вот посмотри: я служу в органах
с восемьдесят второго года, еще со времен Щелокова. За эти годы сменилась
чертова туча министров, и каждый затевал свою реорганизацию, а то и не одну,
если времени хватало. Конечно, был у нас министр, который просидел в кресле
ровно сутки, но были и такие, которые по нескольку лет держались и
предпринимали всяческие попытки нашу службу усовершенствовать. Знаешь, как это обычно
происходит?
- Расскажешь - узнаю.
- Так вот, сверху спускается команда: подготовить
предложения по реорганизации. Команда в виде бумажки с приказом рассылается во
все подразделения, и в научные, и в учебные, и в практические. Начальники эту
бумажку отписывают подчиненным, и те начинают сочинять предложения. Назначается
кто-нибудь ответственный, кто в данном подразделении все предложения соберет, в
один документ сведет и отправит наверх. При этом он может какие-то предложения
в окончательный документ включить, а какие-то не включить, тут уже аппаратные
игры начинаются, ведь у каждого свое представление о том, чего хочет министр, и
каждый стремится ему угодить. А наверху, в министерстве, тоже назначается
ответственный, который обобщает все, что приходит снизу. И тоже может что-то
выпятить, что-то закамуфлировать, а что-то выкинуть к чертовой бабушке. Это я
тебе к тому рассказываю, что каждый раз, когда к нам на Петровку такая бумага
приходила, ее рассылали по отделам и Колобок сажал меня писать предложения. И
каждый раз я писала о необходимости создания специализированной аналитической
службы не вообще по главку, а по направлениям, по видам преступлений. Вот,
хочешь посмотреть?
Она вскочила с пола, достала с полки пухлую папку и швырнула
на стол перед мужем. Папка была довольно пыльной, и Чистяков выразительно
чихнул. Настя быстро сорвала с папки резинки-держатели, выхватила толстую пачку
листов и потрясла ими перед Лешиным лицом.
- Вот они, мои предложения, развернутые,
аргументированные, года не проходило после того, как сняли Щелокова, чтобы я их
не писала. И что? Кто-нибудь где-нибудь их читал? В них вникал? Их обдумывал?
Обсуждал? Двадцать лет прошло, и вдруг нате вам, пожалуйста, выплыли. Последний
приказ о подготовке предложений по реорганизации был в феврале, когда стало
понятно, что кабинет министров будет меняться и новому министру надо что-то
предложить, чтобы себя показать, но мне в этот раз уже не поручали ничего
писать, Афоня сам сочинял предложения. Допускаю, что он мог взять мои прежние
документы, они у него в сейфе лежат. Но все равно я не верю, что кто-то наконец
меня услышал. Впрочем, не обязательно именно меня, наверняка таких, как я, не
один десяток, и предложения о создании специализированных аналитических служб
шли со всех сторон. Только их все равно за двадцать лет никто не услышал. Так
что же изменилось? Министру уши прочистили? Или что? Я, Леш, в чудеса не верю.
Я слишком долго вожусь с человеческой грязью, чтобы верить в чудо. Так что не
слушай ты Короткова, он это специально говорит, чтобы меня от диссертации
оторвать и к делу пристегнуть, - с горечью закончила она.
