Постепенно она успокоилась. На Неглинке, бывать перестала,
но от Манежа деваться было некуда, Институт стран Азии и Африки находился в
аккурат напротив него, на проспекте Маркса, рядом с юридическим факультетом и
Первым медицинским институтом. К Манежу Элла притерпелась, Неглинку избегала,
бананы не ела.
Через год ей показалось, что все прошло. За ней ухаживали
юноши и молодые люди, она ходила с ними в кино и театры, успешно училась,
осваивала три языка, съездила на стажировку, получила распределение во
Внешторг, познакомилась с будущим мужем, сразу после свадьбы уехала с ним в
Индию. Она была уверена, что все позади, но уже через полгода поняла, что
никуда ей не деться от Назара с его внимательными глазами и странными
разговорами. Сексуальные впечатления от той единственной встречи смазались,
стерлись, интимные детали Элла помнила плохо, потому что по неопытности и от
переполнявшего ее душевного восторга мало что могла различить и понять. Было
просто хорошо, и все. Ей и с мужем было хорошо. Возможно, даже лучше, чем с
Назаром. Однако когда она попыталась завести с ним разговор о конфликте и
выборе, муж ее не поддержал. Он не понимал, чего она от него хочет, и ему не
было интересно. Она попробовала еще раз, но результат оказался тем же. Со
временем она привыкла мысленно разговаривать с Назаром, он стал ее постоянным
собеседником, особенно по ночам, когда Элла бодрствовала, а все спали, и
говорить было все равно не с кем.
Потом было рождение сына, развод, несколько лет одиночества,
разбавленного периодическими любовными связями, второй брак и второй развод.
Она поняла, что обречена на Назара фамилию которого она не знала, как на
неизлечимую болезнь, и приняла это как данность. Она честно пыталась найти кого-то,
кто объяснял бы ей сложные и непонятные вещи, развивал необычные и непривычные
идеи, смотрел на нее так же внимательно, немного щурясь от напряжения, потому
что объяснять такие вещи всегда трудно и стараешься, чтобы неподготовленный
слушатель тебя понял… Go всеми другими людьми ей было скучно. Элла искала и не
находила. Она надеялась, что сможет быть, как все, сможет жить в браке и
растить детей, как это положено, и не тосковать по случайному знакомому из дома
напротив. Но ничего у нее не получилось. Случайный знакомый вошел в нее, в ее
кровь, в ее мозг, растворился в них и остался навсегда…
- Ты знал, что идешь ко мне? - спросила Элеонора
Николаевна, когда они в машине ехали к Бычкову домой.
- Я был почти уверен. Я помнил твое имя и фамилию,
отчества, конечно, не знал, но зато знал, что у тебя есть младший брат Андрей.
В общем, однофамильцев, конечно, много, и полные тезки встречаются не так уж
редко, так что я немного сомневался. А когда вошел в квартиру, сразу понял, что
это ты. Хотя узнать тебя трудно.
- Старая стала, да? - горько усмехнулась Аля.
- Другая стала. Была смазливенькой пухленькой
девчушкой, а стала красивой зрелой женщиной. И не лови меня на слове, Элка, я
стреляный воробей.
- Наджар… когда ты познакомился со своей женой? До
нашей встречи или после?
Она задала вопрос, который мучил ее почти сорок лет.
- Конечно, до. Мы с ней к тому времени были знакомы
почти год. А что?
- Значит, когда ты со мной… ты уже знал, что скоро
женишься?
- Знал. И что это меняет?
- Тогда зачем ты это сделал?
- Дурак был, - он скрипуче засмеялся. - Ну представь,
мне двадцать три года, я бравый лейтенант, мне любые чудеса по плечу и море по
колено. А ты ведь сама этого хотела, разве нет?
- Хотела, - кивнула Элеонора. - А ты?
- И я хотел. Мы оба сделали то, что хотели, и нам было
хорошо.
- Но мне потом было плохо…
- Это был твой выбор, - голос его стал жестким и
неприятным. - Ты могла радоваться тому, что провела несколько приятных часов,
что не пришлось долго сидеть под проливным дождем, что ты поела, попела песни,
поговорила с интересным человеком, и в конце концов получила то, чего хотела. К
тому же не поссорилась с родителями. Ты могла радоваться всему этому и думать о
том, как удачно сложился тот день. Но ты выбрала страдать.
Элеонора молчала. Она на некоторое время отвлеклась, выбирая
маршрут и вспоминая, закончен уже ремонт на той улице, по которой она собралась
проехать, или нужно искать объезд.
- Мне очень тебя не хватало, - наконец сказала она
спокойно, словно не признавалась в сокровенном, а сообщала, который час. - За
все эти годы никто не говорил со мной о выборе. Никому это было не интересно. И
никто меня не понимал, когда я пыталась продвинуть эту идею. А она во мне
зудела и ворочалась, как червяк какой-то. Я все время вспоминала то, что ты мне
тогда говорил, многого не поняла, но помнила дословно. С годами стала что-то
понимать. Когда жила в Индии, немножко познакомилась с буддизмом, и то, что ты
тогда говорил, стало понятнее. Потом даже пыталась развивать эти идеи. Только
поговорить о них было не с кем. Наверное, где-то есть такие же люди, как ты, и
их, наверное, даже много, но мне они почему-то не попадались. Не повезло.
Ни в какой ресторан они не пошли, купили продукты в
универсаме и отправились к Назару домой. Рассказывали друг другу, как прожили
последние тридцать семь лет, еще о чем-то говорили и только около полуночи
словно спохватились, посмотрели друг на друга удивленно, потом дружно
расхохотались и отправились в постель…
Аля по дороге передумала сразу ехать домой, сменила маршрут
и доехала до своей квартиры. Сердце гулко колотилось, как и каждый раз за
последние два года, когда она выходила из лифта и приближалась к двери. Нет,
слава богу, кажется, ничего. На этот раз - ничего. Может быть, все обойдется, и
все это лишь пустые угрозы?
Она вошла в квартиру, быстро обошла все комнаты, кухню,
ванную, полила цветы. Провела пальцем по экрану телевизора, задумчиво
посмотрела на тонкий серый слой пыли, оставшийся на подушечке мизинца. Надо в
ближайшее время выкроить полдня и сделать генеральную уборку.
Внезапно ноги ее подогнулись, голова закружилась, и ей
пришлось присесть на диван, чтобы не упасть. В суете и переживаниях последних
двух дней она как-то ухитрилась не думать о том, что сказал ей Андрей: он нашел
свою мать. Сам он больше не заводил об этом разговор, но это ничего не значит,
ее брат не очень-то делится со старшей сестрой своими планами. Что он
собирается делать? Потихоньку, через третьи руки помогать ей, подкидывать
деньги, решать проблемы? Или явиться к ней с цветами и бутылкой хорошего вина?
И тогда она ему расскажет…
Ну и пусть, пусть рассказывает! Или не пусть? Дура она,
какая же дура, зачем ввязалась,в эту историю? Сидела бы себе тихонько,
зарабатывала переводами, ни в чем не нуждалась. И чего ее потянуло? И еще раз
дура, потому что надо было сегодня поговорить об этом с Назаром, посоветоваться
с ним. Не сопли жевать, расписывая, как она страдала от одиночества, не в
постель укладываться, а все ему рассказать. Даже если Назар тоже, как и сама
Аля, сочтет, что она виновата, то перед ним ей не стыдно. Перед братом
совестно, он будет переживать, страдать, ему только повод дай - он и рад сердце
себе рвать. Назар не такой, он страданий не любит, он бы обязательно что-нибудь
посоветовал. И нашел бы такие слова, которые сделали бы вину Элеоноры маленькой
и совсем незначительной. Она почему-то в это верила.
